Смерть и приятные голоса (= Губительно приятные голоса) - [72]

Его выступление было кратким. Он сообщил, что жертвой убийства стал молодой человек несколько ниже среднего роста, упитанный, но не очень тяжелый: тело покойного, освобожденное от одежды, весило около десяти стоунов {Один стоун равен 14 фунтам или 6,35 кг}. Причиной смерти стало внутреннее кровотечение и шок, судя по характеру пулевой раны. Стреляли в спину, пуля прошла ниже уровня легких и сердца и вышла наружу под шестым ребром, о чем уже только что сообщил офицер Маллет. Крови было немного, что лишний раз подтверждает: пуля прошла навылет. Ожогов у краев раны не обнаружено. Смерть не была мгновенной: пораженный пулей упал ничком и, падая, инстинктивно хватался за ветки, так как в кулаке у него нашли целую горсть листьев. Его перетащили из другого места, и умер он уж там, где потом было обнаружено тело. Внутреннее кровотечение тоже не было обильным. Стрелявший наверняка целился в сердце, но промахнулся. Тем не менее преступнику удалось достичь своей цели, хотя, как правило, подобные сквозные ранения не приводят к летальному исходу. Моментальный шок от выстрела, от удара пули, потерпевший падает, вероятно парализованный болью и страхом, и в таком состоянии его протаскивают десять ярдов и кладут под вышеупомянутый куст.

Доктор Фицбраун не был готов назвать точное время смерти; но, по его мнению, таковая произошла не менее чем за восемь часов до вскрытия, которое было произведено примерно в семь часов утра.

Доктора отпустили. Положив на стол руки, сцепленные в замок, коронер произнес знакомый рефрен:

- Итак, если у присяжных возникли вопросы...

Я подумал, что теперь это уже очевидная и бессмысленная формальность и что далее он попросит их вынести вердикт, но тут Маллет поднялся со своего места и, подойдя к коронеру, что-то прошептал ему на ухо. "Ну вот,обрадовался я,- хотя бы Маллет не забыл о том, кто им нашел тело", хотя уже понимал, что мое выступление тоже будет скорее формальным, чем необходимым. Предыдущие свидетели уже разобрали по косточкам всю историю. И мне придется довольствоваться ролью жалкого статиста. Тем не менее я внутренне собрался и приготовился к выходу на сцену...

- Джеймс Алстон!- вот что я услышал на этот раз.

Джим медленно побрел к свидетельскому месту. Он старательно храбрился, но у левого угла его рта часто-часто подергивался мускул. Присягу он произнес невразумительно, но на последовавшие вопросы отвечал четко и членораздельно.

- Покойный, приходившийся вам сводным братом,- начал коронер,- встретил свою кончину ночью в среду, одиннадцатого апреля. По моим сведениям, вы никогда не встречались со своим братом и узнали о его существовании лишь после смерти вашего отца.

- Да, к сожалению,- со злостью произнес Джим.

Коронер пристально на него посмотрел.

- Что означает ваша реплика, почему "к сожалению"?

- Я имел в виду вот что,- ответил Джим тем же злобным тоном,- если бы раньше узнали о его существовании, то, по крайней мере, для нас не было бы таким шоком узнать, что отец переписал завещание, сделав Хьюго своим наследником.

Коронер недовольно поджал губы.

- Эти подробности не имеют отношения к предмету сегодняшнего дознания,напомнил он,- и я бы попросил...

- Имеют, и самое прямое!- грубо оборвал его Джим.- Человек, стрелявший в Хьюго, хотел от него избавиться, разве не так? А избавиться от него он хотел потому, что Хьюго имел законное право получить дом, верно? Потому все сразу подумали, что это я его... пока я не рассказал полиции про...

Коронер предупреждающе поднял вверх худую, всю в синих жилках ладонь.

- Джеймс Алстон,- строго произнес он,- позвольте вам напомнить, что дознание веду я, и потрудитесь отвечать только на те вопросы, которые вам заданы. Как выяснилось, вы располагаете информацией, которая могла бы помочь нам установить точное время смерти вашего брата. Но вы не сообщили ее полиции при первом допросе, а именно - утром двенадцатого апреля. Почему вы этого не сделали?

- Ну, я...- Джим потупился,- я не был уверен, поэтому, и я подумал... Я испугался, что кого-то подведу под обвинение... кого-то, кого я никогда ни при каких обстоятельствах не стал бы подозревать, и тем более обвинять.

Взгляд коронера стал откровенно негодующим. Любое сокрытие фактов, даже из лучших побуждений, он считал недопустимым. Я взглянул на присяжных: это единое существо тоже осуждало поведение Джима, но каждый из них по отдельности, скорее всего, ему сочувствовал, и на его месте, возможно, поступил бы точно так же.

- Вы были обязаны при первом же опросе все рассказать,- пожурил его коронер.- Однако вы впоследствии признали эту свою грубую ошибку: полагаю, под влиянием второй трагедии.

Коронер, глянув поверх очков, обвел глазами зал. До этого момента он ни разу не упоминал про смерть Пармура.

- После последнего прискорбного инцидента вы по собственной инициативе сообщили полиции утаенные факты. А они таковы: вечером одиннадцатого апреля приблизительно без пяти десять вы услышали выстрел, донесшийся, как вам показалось, со стороны зарослей из рододендронов. Вы выглянули из окна наружу, но ничего примечательного не увидели.