Смерть и корысть - [25]

На другом конце провода — взволнованный комиссар Вердзари.

— Алло, доктор Конти, это я, Вердзари, очень прошу вас, приезжайте сюда!

— Что вы там обнаружили, комиссар?

— Приезжайте немедленно!

— Там действительно есть убитый?

— Есть, есть… Но это еще не все… — А что еще?

— Много чего… Тут дело деликатное… Прошу вас, приезжайте сейчас же.

Конти какое-то время стоит не двигаясь и не сразу кладет трубку. Затем по селектору вызывает машину и собирается надеть пиджак, который из-за жары он снял и повесил на спинку стула. Входит Матильда с грудой бумаг. Она оставляет их на столе и, услужливо подавая ему пиджак, сообщает:

— Его превосходительство еще не приходил, поэтому доктор Нордио просит вас, как заместителя, завизировать все, что пришло сегодня.

— Скажите Нордио, что мне сейчас некогда, — отзывается Конти, застегивая пиджак.

Напоследок Матильда ловко поправляет платочек в верхнем кармане и отстраняется, чтобы дать Конти пройти.

Вилла «Беллосгуардо» за несколько часов потеряла все, что так расхваливал рекламный проспект мадам Лилианы, — привлекательность заповедного уголка. Посреди центральной аллеи с открытым багажником стоит «альфа ромео» следственной бригады; чтобы пропустить машину Конти, ее приходится отогнать в сторону. На шоссе у ворот — «скорая помощь» и патрульная машина карабинеров, неизвестно как узнавших о происшествии. Ведущую к флигелю боковую аллею перегораживает автомобиль с римским номером, а впереди него, почти вплотную, — еще один, ярко сияющий на солнце желтой крышей и боками. Вторая машина хорошо знакома Конти, это его собственная; ею обычно пользовалась Луиза, когда он был на службе.

Кроме того, в великолепном саду перед виллой он видит лимузин Де Витиса, за рулем которого все еще сидит терпеливый Луиджи, малолитражку судебно-медицинского эксперта, профессора Липпи, и армейский грузовичок.

Конти быстрым шагом направляется в дом, заходит в столовую и видит прокурора, с горестным видом сидящего в кресле стиля рококо. Де Витис смертельно бледен, руки у него трясутся, верхняя губа судорожно подрагивает в такт невнятному бормотанию. За дверью слышен голос заместителя министра, который объясняет кому-то, что он тут совершенно ни при чем, понятия не имеет, что здесь произошло, он просто ехал к Де Витису по делам службы. Когда Конти появляется на пороге, Каррерас обращается к нему решительным тоном человека, привыкшего находить выход из гораздо более затруднительных положений:

— Вот скажите, доктор Конти, скажите им, что я приехал повидаться с прокурором… Верно ведь? Вспомните, мы говорили с нами по телефону, это легко проверить, я звонил с заправочной станции «Эссе», которая сразу за башней Леричи, расскажите все, что знаете, тут вышло недоразумение. Проясните эту досадную ситуацию — я приехал по дедам и влип в такую скверную историю. У меня в кармане приказ о вашем назначении, как раз это я и собирался здесь обсуждать, вот, смотрите сами… — предъявляет ему бумагу, словно неопровержимое алиби.

Когда Конти входит в изысканно-жеманную, в венецианском стиле спальню флигелька, его пробирает неподдельная дрожь: на измятом и без всякого сомнения греховном ложе лежит несчастная мертвая Луиза, все еще голая, открытая похотливым взглядам по меньшей мере полдюжины мужчин. Конечно, эти люди давно привыкли к подобным зрелищам и они с уважением относятся к его горю, но все же они чужие люди и должны испытывать подленькую радость от того, что могут любоваться таким редким зрелищем совершенно безнаказанно, прикрываясь служебными обязанностями.

Быстрым, властным движением Конти поднимает край голубого покрывала и прикрывает остывшее тело жены — его жены, которая как будто наконец обрела покой.

Потом он звонит в прокуратуру, вызывает Нордио и говорит ему коротко и четко:

— Ты должен приехать — понимаешь, это моя жена… Я не могу заниматься этим делом, только, пожалуйста, поскорее… Знаю, знаю, но, повторяю, это особый случай.

Бессильно уронив руки, безучастный, выходит он в сад и падает на белый лакированный стул. Его поникшие плечи и неподвижно устремленные в глубь аллеи глаза явно дают понять, что никаких выражений сочувствия ему не требуется.

Морской простор кажется необъятным, и у Конти возникает ощущение громаднейшей пустоты.

Хоть бы поскорее приехал Нордио, думает он, но вместо Нордио появляется Вердзари со своей собачищей, которая уже в нескольких шагах от Конти принимается лаять, вызывая справедливые нарекания хозяина:

— Тихо, Ронда, тихо, это же наш главный прокурор, тихо… — Он поворачивается к Конти. — Вы должны ее простить, она ведь нервничает… — и, ухватив собаку за ошейник, продолжает соболезнующим тоном: — Поверьте, я понимаю, насколько это сейчас неуместно, но это мой долг… в нашей работе не имеет значения, отец ли, мать ли…

Он чуть было не сказал «жена ли», но в этот момент появившаяся из-за его спины Этторина Фавити перебивает его в порыве чисто женского сострадания:

— Ей-богу, комиссар, имейте хоть каплю жалости, не видите разве, в каком он состоянии… Ах, ваше превосходительство, до чего это тяжело… Такая красивая женщина! Нет, вы только посмотрите на него! Позвольте, я…