Смерть и девушка, которую он любит - [30]

Всякий раз, думая о смертях из моих видений, я пускалась в долгий одинокий путь под названием «гипервентиляция». Паника кулаком сдавила грудь.

Бабушка взяла меня за руку.

— Звездочка, тебе было суждено остановить войну в тот самый момент, когда ты родилась. — В тусклом свете ее глаза по-настоящему сияли от эмоций. — Ты справишься. Мы это знаем. Не знаем лишь… как. И не знаем, что будет дальше.

Она взглянула на Кэмерона со слезами на глазах. Значит, я что-то упускаю.

— Так о чем именно речь? Что может быть хуже?

Засунув руки в карманы джинсов, Кэмерон пнул пол и все-таки соизволил ответить:

— Речь о том, что все закончится. Продолжения не будет.

— Ага, это я и без тебя поняла, — раздраженно процедила я.

И в этот момент заговорил Джаред:

— Речь о том, что пророчеств больше нет. А поскольку ты последний пророк, неизвестно, выживешь ли ты.

Наконец-то все прояснилось, и я медленно кивнула:

— Значит, вы беспокоитесь из-за того, что в попытках предотвратить войну я должна умереть.

Бабушка опустила голову.

— Мы… мы просто не знаем, как воспринимать отсутствие пророчеств о том, что будет после войны. Как интерпретировать этот факт.

— Скептицизм, — напомнил дедушка, все еще сидевший передо мной, и ободряюще потер мое колено. — Мы должны читать пророчества со здоровой долей скептицизма.

Можно попробовать. Скептицизм мне по душе.

— Перекопав вдоль и поперек архивы, мы нашли кое-что в вещах твоего отца.

Из коробки на свет извлекли какую-то старую записную книжку. Я ведь там копалась раньше, но ничего подобного не заметила. Однако в тот раз я искала официальные документы, вроде свидетельств о рождении или смерти — чего угодно, что касалось папиного отца.

— Это принадлежало папе?

Бабушка с дедушкой неуверенно переглянулись.

— Мы не знаем, — сказал дедушка, — как эта книжка оказалась у него, но он хранил ее вместе с другими вещами, принадлежавшими твоему деду Маку. Шериф Вильянуэва подтвердил, что на книжке не что иное, как кровь.

— Кровь?! — переспросила я, беря в руки блокнот в коричневых пятнах, которые когда-то, возможно, были алыми.

Едва я коснулась кожаной обложки, по коже от кончиков пальцев вверх побежало что-то похожее на ток. Ощущение не из приятных.

Чтобы лучше видеть, Брук подалась ближе.

Однако я не успела задать больше ни единого вопроса, как вдруг сверху послышался голос:

— Есть кто внизу?

Мы все повернулись на глубокий мужской голос и стали смотреть, как по лестнице спускается его обладатель. Под тяжелыми шагами скрипели старые половицы, поднимая столбики пыли.

— Мы здесь, — отозвался дедушка, любопытно сдвинув брови.

— Значит, меня к вам верно направили. — Голова мужчины нырнула под потолок, и мы все увидели широкую улыбку. — Я пришел присоединиться к сражению. Где тут записывают новобранцев?

— Мак?! — вконец ошалела я. — Дедушка Мак?

Сойдя с последней ступеньки, он остановился, давая мне время привыкнуть к невозможности того, что происходит. Мы все встали. Похоже, бабушка с дедушкой были ошарашены не меньше моего.

— Что ты… Как ты вышел?!

Когда я в последний раз видела Мака, он сидел по другую сторону стеклянной перегородки, а разговаривали мы по трубкам внутренней связи в Центральном исправительном учреждении Нью-Мексико, находящемся в Лос-Лунасе. Мы прижали ладони к стеклу — именно так Мак позволил мне увидеть, что произошло с ним и его женой, моей бабушкой по маме. Защищая меня, она умерла в тот день, когда я родилась. Мак выследил всех, кто ее пытал и убил, и не оставил в живых никого. Лишь после этого он отыскал ее привязанное к стулу и уже безжизненное тело. В попытках вернуть жену он взял закон в свои руки и убил кучу людей. Однако тюремный срок не вызвал ни намека на раскаяние. Если бы пришлось, Мак бы снова убил всех тех тварей. Из-за любви и невероятной преданности женщине, укравшей его сердце на танцевальном вечере в пятьдесят третьем году. Женщине, которую у него отобрали. Сомневаюсь, что такое легко забыть.

Мак сверкнул зубами, как кинозвезда, и с довольным видом ответил:

— Я сбежал. Говорю же, пришел ввязаться в драку.

Он был высоким, но не тощим, а, наоборот, крепким и сильным. Седеющие рыжие волосы были в тон недельной щетине, которая придавала ему откровенно бандитский, но при этом добрый вид. А вот улыбка точно была родом прямиком из Голливуда.

Полнейший шок и абсолютнейшее офонарение, затопившие весь мой организм, уступили место облегчению. Не знаю почему, но появлению Мака я обрадовалась не меньше, чем обрадовалась бы пустыня дождю после семилетней засухи. Как прямой потомок Арабет он знал то, чего не знали родители моей мамы. Он буквально вырос с пророчествами и изучал их с самого детства. А еще у него самого были какие-то отголоски нашего дара, хотя он и передавался исключительно по женской линии.

Стараясь держать себя в руках, я шагнула к нему:

— Рада тебя видеть.

— Я тоже рад тебя видеть, — ответил он.

Мак был ужасно похож на папу. Рыжие волосы, серые глаза, небритые щеки… Так похож, что я едва сдерживалась, чтобы не провести пальцами по родным колючкам.

Внезапно он схватил меня за руки и крепко-крепко обнял.

— Мак, — поздоровался из-за моей спины мой дедушка — другой дедушка.