Смерть Хорна. Аккомпаниатор - [50]

Едва не плача, я слушал звонкий голосок Эльзки:

Прилег на травку третий,

спокойно дремлет он,

и навевает ветер

ему прекрасный сон.

Стоило лишь шевельнуться, жесткие придорожные стебельки покалывали и царапали кожу на ногах. Но мне была приятна эта боль, она была куда реальней, чем мои глупые, смутные чувства, и служила как бы заслоном, не дававшим пролиться моим беспричинным слезам. Я кашлянул, стараясь не глядеть на Эльзку. Мне почудилось, будто я чувствую запах ее волос под мышкой.

— Не спи, — сказала Эльзка. — Поехали дальше.

Мы встали и пошли к дороге. Эльзка взялась за велосипед и одним махом очутилась в седле, на какой-то миг ее волосы вспыхнули медным пламенем — сквозь них блеснуло солнце, которое ослепило меня, а Эльзка его даже не заметила. Я испытывал отчаяние, потому что не осмеливался прикоснуться к ней. Сев на велосипед, я с такой силой нажал на педали, что сразу оторвался от Эльзки, тщетно кричавшей мне вслед, чтобы я остановился.

Мы приехали в Вильденберг, наш районный центр. Эльзка показала мне школу и бассейн, закрытый на лето. Мы съели мороженого, поглазели на витрины. Пообедали мы в пивнушке. Двое мужчин за соседним столиком потягивали пиво. Я чувствовал, что они говорят о нас. Потом они крикнули мне, чтобы я прислал им свою сестру, и загоготали.

Эльзка положила ладонь на мою руку и сказала только:

— Не злись.

Потом мы навестили ее подругу. Я скучал, сидя на кровати с подушечками и плюшевыми зверьками, рассеянно листая какую-то книжку и слушая, как девочки болтают о своих одноклассниках и учителях.

Затем мы вновь прогулялись по городу. Я пытался вести себя так же непосредственно, как и Эльзка, но у меня ничего не получалось. Мне все время ужасно хотелось до нее дотронуться.

Около обувного магазина пожилая супружеская пара начала возмущаться тем, как выглядит Эльзка, ее короткой стрижкой, шортами в обтяжку.

— Ты только посмотри, — женщина говорила зло и нарочно очень громко, чтобы нам все было слышно, — она же похожа на мальчишку.

Эльзка прыснула. Когда старики ушли, она спросила меня:

— Ты тоже так считаешь? Похожа я на мальчишку?

Под белой майкой отчетливо проступала ее грудь с большими темными сосками.

— Нет, — хрипло ответил я.

Я надеялся — она поймет, что означало это «нет». Но она ничего не поняла и равнодушно проговорила что-то о туфлях в витрине. Мне хотелось сказать что-нибудь про ее грудь, но одно «нет» уже лишило меня всех сил. Не мог же я признаться, что вижу ее грудь во сне.

По дороге домой я молча ехал за ней. Про себя я смело разговаривал с Эльзкой и все рассказал ей без малейшего стеснения. Сначала я опасался, что она посмеется надо мной; тем напористей и красноречивей я доказывал ей, какая чепуха эта разница в четыре года. Почувствовав свою уверенность и Эльзкину благосклонность, я дал волю своей фантазии, и она тут же перенесла меня через пропасть между нашим возрастом и через все преграды моей стеснительности.

Но едва мы сошли с велосипедов, вернувшись назад, я опять стал беспомощен и бессловесен. Я проводил Эльзку домой. Она пригласила меня к себе, угостила самодельной шипучкой из содовой воды и лимонной кислоты, мы послушали музыку, и я все надеялся, что Эльзка опять спросит меня, похожа ли она на мальчишку. А еще я надеялся, что тогда мне хватит духу сказать ей все, что я говорил в воображаемых разговорах.

Потом мы дурачились. Эльзка щипала меня за плечо, тузила кулаками, изображала боксера. Я почти не сопротивлялся, а потом вдруг совершенно неожиданно для себя самого сильно ударил ее в грудь. Сам не знаю почему, но мне хотелось, чтобы этой красивой груди стало больно. Это произошло действительно внезапно. И хотя потом я оправдывался, что попал в грудь случайно, бил-то я прицельно и нарочно.

Эльзка схватила меня за руки и принялась объяснять, почему нельзя бить женщину. Она растолковывала мне это, словно маленькому, а я стоял перед ней весь красный и злился на себя за то, что вел себя как ребенок и дал ей возможность обращаться с собой как с пятилетним малышом.

— Я хотел тебя не ударить, а только… — я запнулся.

Эльзка внимательно посмотрела на меня и спросила:

— Чего же ты хотел?

Закрыв глаза, я быстро выговорил:

— Потрогать.

Эльзка молчала, и я не решался открыть глаза. Потом она тихо спросила:

— Что?

Я не отвечал. Стоял перед ней молча, словно ждал приговора.

— Что ты хотел потрогать? — переспросила она после долгой паузы.

Голос у нее был тихий, нежный, и я собрался с духом:

— Под мышкой…

— Ладно, — сказала она и подняла мою руку, пока мои пальцы не коснулись мягких, едва ощутимых волосков. Я легонько шевельнул пальцами, будто боясь что-то повредить.

— Как хорошо, — почти беззвучно прошептал я.

— Ты только здесь хотел меня потрогать? — спросила Эльзка.

Я чувствовал ее дыхание, ее губы приблизились к самому моему уху. Я не мог вымолвить ни слова, а только надеялся, что она скажет что-нибудь, неважно что, лишь бы не пришлось говорить мне самому.

Но вдруг Эльзка отпустила мою руку и сказала:

— Тебе пора идти, Томас.

Я стоял перед ней понурившись. Ведь я мечтал, что она, может быть, даже поцелует меня. Но Эльзка только проговорила, причем совершенно обычным голосом: