Смерть геронтолога - [32]

– Скажу. Я скажу. Столько бревен перетаскал – пусть уже другие.

Прозорливый Нисан умудрял Нюму Трахтенберга: "Не говори во зло себе. Нигде и никому! Кто просит смерти‚ тот получит ее". Старичок с Балкан отворачивается к стене. Разговор закончен. Что просит‚ то он и получит.

– Борис‚ – голос из коридора. – Ты где?

Ее зовут Авигайль‚ эту женщину‚ и Боря сходит с ума от такого имени. Обтянута халатом‚ который не столько скрывает‚ сколько обещает. С гривой тяжелых смоляных волос‚ в которые хочется упрятать лицо. С огромным кольцом на пальце‚ где мерцает дымчато-золотистый топаз под цвет глаз. (Боря уже справлялся: это Авигайль – бывшая жена Навала‚ мужа дерзкого и неблагодарного с горы Кармель‚ которая умом и мудрыми речами отвела беду от дома; это Авигайль‚ царская жена‚ родившая сына в Хевроне‚ красавица посреди красавиц‚ – теперешняя Авигайль не уступила бы той‚ прежней.) В прошлой жизни Боря Кугель увлекался камнями‚ а потому взял ее за тонкое запястье‚ разглядывая кольцо‚ подержал дольше требуемого‚ разъяснил со значением: "Камень топаз: помогает сдерживать страсти". – "Знаю‚ – сказала без усмешки. – Потому и ношу". Боре нравится эта женщина: оттого и задержался в отделении. Боря нравится ей: оттого и зовет на помощь. Но возраст? Что делать с возрастом? "Будь я помоложе..." – как-то сказал он. "Будь я постарше... – сказала она и добавила без лукавства: – Приготовься. В следующей жизни у нас будет с тобой роман". И Боря готовится.

– Борис‚ – говорит Авигайль. – Привезли еду.

Время подошло к обеду‚ и Боря разносит подносы по палатам. Унылый‚ бедами комканный арестант отлеживается после удара‚ – Боря кормит его супом‚ звякая ложечкой о железные зубы. В соседней палате лежит бывший следователь: его тоже кормят с ложечки. Оба попали в больницу по привычному стариковскому поводу‚ обоих собирались выписывать‚ но пришла к следователю жена‚ принесла сок в банке‚ яблоки в пакете‚ утреннюю газету. Газета лежала на тумбочке‚ радуя глаз; остаться бы поскорее одному‚ и он примется за любимое занятие‚ заполняя первозданную чистоту клеточек: пять букв по вертикали‚ семь по горизонтали – экое блаженство! Жена ушла. Он схватил газету‚ раскрыл на кроссворде‚ разгадал первую строку‚ – позвали на долгие процедуры. Вернулся – устроился поудобнее на подушках‚ листал без спешки‚ предвкушая удовольствие‚ раскрыл тот самый кроссворд..‚ замычал‚ застонал‚ струйкой пустил слюну: отвалилась губа‚ перекосило веко‚ отнялось туловище. В чем дело? А в том дело: пока водили на процедуры‚ приковылял арестант из соседней палаты‚ разгадал кроссворд‚ мстительно заполнил до крайней клеточки. У этого удар от горя‚ у того от радости: онемел язык‚ обвисла щека‚ отнялась рука с ногой. Арестант доедает суп‚ просит углом перекошенного рта: "Подсоби..." Боря сажает его в каталку‚ везет в другую палату‚ где лежит в параличе враг-близнец. Арестант шевелит непослушным языком: "Этот лук..." – на большее жизни недостаёт. "Считайте‚ что это сон‚ – сказали ему после лагерей. – Просто дурной сон". Ну что ж‚ сон так сон. Разбудили – на том спасибо. Прибегают врачи с сестрами‚ истыкивают иголками‚ подключают хитрые машины: второй раз не разбудить.

Бывшего следователя скоро подлечат и выпишут из больницы. Бывшего арестанта похоронят. Кто сказал‚ будто победили всю несправедливость на свете‚ и будет теперь чисто‚ честно‚ достойно? Жена арестанта уйдет вслед за мужем‚ а следователь надолго удержится на краю болезни‚ подкрепляемый достижениями медицинской науки. По праздникам будут приходить по почте красочные поздравительные открытки‚ и в каждой из них – поперек‚ размашисто: "Этот лук я буду сажать..." На первое мая придет открытка‚ на седьмое ноября‚ на день советской юстиции‚ чтобы старея‚ дряхлея‚ обмирая‚ завидовал следователь несокрушимому желанию давно схороненного ненавистника. Об открытках озаботится внук арестанта‚ с которого взяли клятву‚ руку уложив на лагерный ремень: дырки на ремне фабричные и дырки гвоздем‚ самодельные‚ до ржавой пряжки. У внука подрастет дочка. У дочки будет осиная талия‚ но даже она не сумеет застегнуться на последнюю дырку‚ а потому в свой черед станет посылать открытки внукам бывшего следователя‚ для которых времена деда‚ что времена Нерона с Калигулой‚ несостоявшееся отмщение в веках: "Этот лук я буду сажать на твоей могиле..." Боре хочется закурить с тоски – сто лет не курил‚ но снова зовет та‚ чье имя Авигайль:

– Борис! Помоги‚ дорогой.

В палате у окна лежит иссохший мужчина – под одеялом не проглядывает тело. Глаза бесцветны и жизни в них нет. Почти нет.

– Что делаем? – спрашивает Боря.

– Поднимаем‚ – отвечает Авигайль: голос окрашен обещаниями. – Перестилаем постель.

Осторожно поднимают мужчину‚ поражаясь невесомости‚ Боря поддерживает его за плечи‚ чтобы не завалился на стуле. Они знакомы давно‚ с прежних болезней этого страдальца. Боря выслушивал его признания‚ негромкие откровения одинокого человека‚ который доверился‚ наконец‚ другому‚ а потому Кугель важен ему и нужен. Голову валит на плечо‚ говорит тихо‚ размеренно‚ голосом немощи: