Смерть царя Кандавла - [2]
Яна была самой красивой женщиной, какую я когда-либо знал. И я был счастлив, что хоть однажды в жизни мне довелось ее встретить.
После посещения «ателье» я поинтересовался судьбой Яны. Как оказалось, Эвжен приметил Яну, когда она была еще школьницей. Естественно, такая красота не могла долго оставаться незамеченной. И в то время как мы смотрели на нее с тупым мальчишеским восторгом, вокруг нее уже вертелись крутые плейбои. А самым успешным и настырным среди них оказался толстяк Эвжен. Возможно, встреча с ним и заставила Яну вступить на ту дорожку, которая в начале шестидесятых (ей было двадцать) довела ее до самоубийства. Тогда об этой истории в городе ходило много слухов, но я и предположить не мог, что ее героиней была та самая Яна.
Однако я сейчас о другом. Это лишь пролог к моему рассказу, который тематически связан с ним.
И тема эта — кандавлизм. Кандавлизм — малоизвестная сексуальная девиация, названная по имени мифологического царя Кандавла. Царь Кандавл, мечтая обрести волшебный перстень грека Гига, предложил ему взамен нечто равноценное: Гиг, мол, явится в его царскую опочивальню, с помощью своего волшебного перстня станет невидимкой и тем самым получит возможность узреть обнаженную царицу Родопу, к которой — царь это знал — Гиг питал тайное влечение. (Но чем все кончилось? При виде обнаженной Родопы Гига охватила такая безудержная страсть, что он убил царя и овладел царицей и троном.)
В современной психиатрии для множества травм, комплексов, фобий, как и для некоторых сексуальных отклонений, используется мифологическая терминология, подчеркивающая, что большинство девиаций восходит к глубинам истории человечества, к его коллективной памяти и архетипическому миру. Основа, по сути, та же, но в каждую эпоху эта девиация несколько видоизменяется, избирая свою форму, свой язык и свои средства.
Итак, кандавлисты — это те, кто одержим неодолимым желанием выставить напоказ посторонним мужчинам своих обнаженных партнерш. И огромные, увеличенные до невероятных размеров, фотографии мифически красивой любовницы Эвжена на стенах ротонды, где люди веселятся, пьют и совокупляются в окружении ее интимнейших поз, на мой взгляд, не что иное, как современная форма истории царицы Родопы. Но я не сказал бы (да это и не так важно), что Эвжен был кандавлистом в узком понимании сексуальной девиации. Куда больше меня занимает сама суть кандавлизма: отдать на поругание самое сокровенное, будто его и вовсе не существует, если не выставить на всеобщее обозрение интимные части тела невообразимой величины.
А теперь позвольте мне вернуться к самой истории.
Кто же был Людвик, муж Сватавы? Еще несколько лет назад задавать в Брно подобный вопрос было бы нелепо. Популярность Людвика в студенческие годы была столь велика, что фанаты даже открыли клуб его имени. На редкость общительный, компанейский, он всегда появлялся на факультете там, где что-то происходило, или, вернее сказать, там, где появлялся Людвик, всегда происходило что-то особенное. Тогда я впервые понял, что такое харизма: в каждом его жесте было нечто элегантно величественное — недаром его называли Король Солнце (как Людовика XIV), и куда бы он ни направлялся, его всегда сопровождала стайка осчастливленных фавориток. Он стал неким символом молодости, жизнедеятельности и нонконформизма. Однако это не мешало ему усердно сотрудничать на факультете с официальными лицами и тем самым помогать им манипулировать настроениями студентов. Он не раз использовал свою безграничную популярность и для устранения трений между руководством факультета и «всякого рода бунтарством» студенчества. Разумеется, он не осознавал, в каких целях прибегают к его помощи, и любые намеки по этому поводу отверг бы со всей решимостью. Благодаря такому неведению он пребывал в счастливом согласии с самим собой, в чем, собственно, и коренился источник его привлекательной молодой жизнестойкости.
И даже спустя несколько лет после успешного окончания университета Людвик как бы продолжал там присутствовать постоянными напоминаниями о себе. Он регулярно посылал на факультет длинные патетические письма, обращенные к первокурсникам: «Милейшие моему сердцу друзья, вы те, кто сейчас впервые проходит по коридорам нашей дорогой alma mater, до сих пор населенной фавнами и эльфами наших мечтаний». И письма Людвика в сокращенном виде поначалу публиковались в университетском журнале, а затем вывешивались в стенной газете философского факультета.
На самом же деле Людвик, как и большинство людей его типа, был бесчувственным и бесцеремонным эгоцентриком, и в отличие, скажем, от Эвжена, не обладал никакими подлинными талантами, его талант был лишь в обаянии личности, который хотя бы отчасти оправдывал этот эгоцентризм.
И когда я думаю о нем с точки зрения профессионального психолога, мне часто приходит на ум, что он страдал одной из разновидностей так называемого фучиковского комплекса: идол вечной молодости, чьи неуемные амбиции абсолютно несоразмерны со способностями. Он хотел всегда оставаться идолом. Но ради этого надо было вовремя и навсегда исчезнуть. И он попытался покончить с собой, но сделал это так неумело, что в результате попал в мои руки. В руки модного психолога с несколько сомнительной репутацией. (Спустя годы он вновь посягнул на свою жизнь, но тогда уже ничто не могло ему помочь: он исчез, как камушек, в водах Леты. Однако не будем забегать вперед.)
Роман популярнейшего чешского писателя Иржи Кратохвила «Бессмертная история, или Жизнь Сони Троцкой-Заммлер» недаром имеет подзаголовок «роман-карнавал». Через судьбу главной героини, которая, родившись в 1900 году, проживает весь XX век, автор-постмодернист показывает — порой крайне гротескно — пестрый калейдоскоп событий современной истории. Перед читателем проходит длинная вереница персонажей, как вымышленных, так и исторических (последний австрийский император Франц Иосиф и первый чехословацкий президент Томаш Масарик, русские революционеры Ленин и однофамилец героини Троцкий, позже Гитлер и Сталин…) Соня Троцкая-Заммлер не собирается умирать и в начале XXI века: ей еще предстоит передать людям наших дней важное послание от мудрейших людей позапрошлого столетия, некогда вложенное в нее знаменитым доктором Шарко.
УДК 821.161.1-1 ББК 84(2 Рос=Рус)6-44 М23 В оформлении обложки использована картина Давида Штейнберга Манович, Лера Первый и другие рассказы. — М., Русский Гулливер; Центр Современной Литературы, 2015. — 148 с. ISBN 978-5-91627-154-6 Проза Леры Манович как хороший утренний кофе. Она погружает в задумчивую бодрость и делает тебя соучастником тончайших переживаний героев, переданных немногими точными словами, я бы даже сказал — точными обиняками. Искусство нынче редкое, в котором чувствуются отголоски когда-то хорошо усвоенного Хэмингуэя, а то и Чехова.
Поздно вечером на безлюдной улице машина насмерть сбивает человека. Водитель скрывается под проливным дождем. Маргарита Сарторис узнает об этом из газет. Это напоминает ей об истории, которая произошла с ней в прошлом и которая круто изменила ее монотонную провинциальную жизнь.
Вплоть до окончания войны юная Лизхен, работавшая на почте, спасала односельчан от самих себя — уничтожала доносы. Кто-то жаловался на неуплату налогов, кто-то — на неблагожелательные высказывания в адрес властей. Дядя Пауль доносил полиции о том, что в соседнем доме вдова прячет умственно отсталого сына, хотя по законам рейха все идиоты должны подлежать уничтожению. Под мельницей образовалось целое кладбище конвертов. Для чего люди делали это? Никто не требовал такой животной покорности системе, особенно здесь, в глуши.
Роман представляет собой исповедь женщины из народа, прожившей нелегкую, полную драматизма жизнь. Петрия, героиня романа, находит в себе силы противостоять злу, она идет к людям с добром и душевной щедростью. Вот почему ее непритязательные рассказы звучат как легенды, сплетаются в прекрасный «венок».
Андрей Виноградов – признанный мастер тонкой психологической прозы. Известный журналист, создатель Фонда эффективной политики, политтехнолог, переводчик, он был председателем правления РИА «Новости», директором издательства журнала «Огонек», участвовал в становлении «Видео Интернешнл». Этот роман – череда рассказов, рождающихся будто матрешки, один из другого. Забавные, откровенно смешные, фантастические, печальные истории сплетаются в причудливый неповторимо-увлекательный узор. События эти близки каждому, потому что они – эхо нашей обыденной, но такой непредсказуемой фантастической жизни… Содержит нецензурную брань!
Эзра Фолкнер верит, что каждого ожидает своя трагедия. И жизнь, какой бы заурядной она ни была, с того момента станет уникальной. Его собственная трагедия грянула, когда парню исполнилось семнадцать. Он был популярен в школе, успешен во всем и прекрасно играл в теннис. Но, возвращаясь с вечеринки, Эзра попал в автомобильную аварию. И все изменилось: его бросила любимая девушка, исчезли друзья, закончилась спортивная карьера. Похоже, что теория не работает – будущее не сулит ничего экстраординарного. А может, нечто необычное уже случилось, когда в класс вошла новенькая? С первого взгляда на нее стало ясно, что эта девушка заставит Эзру посмотреть на жизнь иначе.
В рубрике «Документальная проза» — «Нат Тейт (1928–1960) — американский художник» известного английского писателя Уильяма Бойда (1952). Несмотря на обильный иллюстративный материал, ссылки на дневники и архивы, упоминание реальных культовых фигур нью-йоркской богемы 1950-х и участие в повествовании таких корифеев как Пикассо и Брак, главного-то героя — Ната Тейта — в природе никогда не существовало: читатель имеет дело с чистой воды мистификацией. Тем не менее, по поддельному жизнеописанию снято три фильма, а картина вымышленного художника два года назад ушла на аукционе Сотбис за круглую сумму.
В рубрике «В тени псевдонимов» напечатаны «Жуткие чудо-дети» Линды Квилт.«Сборник „правдивых историй“, — пишет в заметке „От переводчика“ Наталия Васильева, — вышел в свет в 2006 году в одном из ведущих немецких издательств „Ханзер“. Судя по указанию на титульном листе, книга эта — перевод с английского… Книга неизвестной писательницы была хорошо принята в Германии, выдержала второе издание, переведена на испанский, итальянский, французский, португальский и японский языки… На обложке английского издания книги… интригующе значится: „Линда Квилт, при некотором содействии Ханса Магнуса Энценсбергера“».
В рубрике «Классики жанра» философ и филолог Елена Халтрин-Халтурина размышляет о личной и литературной судьбе Томаса Чаттертона (1752 – 1770). Исследовательница находит объективные причины для расцвета его мистификаторского «parexcellence» дара: «Импульс к созданию личного мифа был необычайно силен в западноевропейской литературе второй половины XVIII – первой половины XIX веков. Ярчайшим образом тяга к мифотворчеству воплотилась и в мистификациях Чаттертона – в создании „Роулианского цикла“», будто бы вышедшего из-под пера поэта-монаха Томаса Роули в XV столетии.
В рубрике «Мемуар» опубликованы фрагменты из «Автобиографии фальсификатора» — книги английского художника и реставратора Эрика Хэбборна (1934–1996), наводнившего музеи с именем и частные коллекции высококлассными подделками итальянских мастеров прошлого. Перед нами довольно стройное оправдание подлога: «… вопреки распространенному убеждению, картина или рисунок быть фальшивыми просто не могут, равно как и любое другое произведение искусства. Рисунок — это рисунок… а фальшивым или ложным может быть только его название — то есть, авторство».