Смерть Билингвы - [18]

Через четверть часа тощий верзила Дирк вышел из кабинета, широко улыбаясь.

«Этот парень — гений! — сказал он нам. — Настоящий гений! Он насквозь тебя видит, прямо как стакан с водой. Он такого про меня нарассказал, о чем я даже и не догадывался! Он говорит, я прямо-таки специально создан для «Осеннего дождя». Теперь ваша очередь. Может, будем служить вместе…»

Мы с Моктаром вошли в кабинет. Наксос что-то писал на клочке бумаги. На нем была простая форма цвета хаки, никаких нашивок, никаких наград, только вышитая черная бабочка на кармане рубашки. Мы стояли перед ним и смотрели. Что-то в нем было странное. Что-то такое, от чего становилось не по себе. Что-то, не поддающееся определению. На стене висели фотографии с видами Кипра, пара газетных вырезок, посвященных отряду, и рисунок, на котором была изображена обнаженная девушка на фоне танка. Наксос поднял глаза и предложил нам сесть. Он смотрел на нас, глаза у него были черные и блестящие, как две маслины, а брови напоминали два можжевеловых куста.

— Не стану вас спрашивать, почему вы хотите вступить в мой отряд. У всех свои резоны, и все резоны хороши. Мне на это наплевать.

Говорил Наксос без акцента. Он принялся пристально нас разглядывать, буравя своими маслинами. Два куста едва заметно шевелились. Я вспомнил, что сказал Дирк насчет стакана воды.

— Я хочу знать одно: есть ли у вас нервы и нутро. Коли у вас нет ни нервов, ни нутра, ваше место в регулярных войсках или на гражданке. Понятно?

Мы с Моктаром кивнули.

— Покажите руки! — скомандовал Наксос.

Мы протянули руки.

— Ладонями вверх!

Мы повиновались. Он наклонился и стал молча, разглядывать наши руки, а потом улыбнулся.

— У вас на руках кровь. Так ведь? У обоих. Я это вижу. Не знаю, как насчет нервов и нутра, но это скоро выяснится. А ваши руки мне понравились. Вот, взгляните на мои.

И он показал нам свои ладони. Ничего особенного в них не было. Ухоженные такие ручки с прямоугольными ладонями.

— Видите?

Мы кивнули, хотя не видели абсолютно ничего.

— Выучка, подготовка и все такое — это лапша. Все дело в руках. А еще в нервах и в нутре. Но руки важнее всего. Это в солдате главное. Если у вас есть еще и нервы с нутром, из вас выйдут отличные солдаты. А иначе вам не жить. Понятно? Мы опять кивнули. Но на самом деле мы снова не поняли ни слова из всей этой сумбурной тирады. Наксос осклабился еще раз и объявил, что мы ему понравились и что с этой минуты мы можем считать себя солдатами «Дождя». Нам выдадут форму, оружие, отведут койку в казарме, и, как сказал Наксос, очень скоро наша жизнь изменится навсегда.

Выходя, Моктар был готов лопнуть от гордости.

— Он гений, — ни с того, ни с сего заявил вдруг словенец. — Настоящий гений!

Я не мог понять, куда подевалась его ненависть к армии. А потом почувствовал, что меня тоже распирает от гордости.

— Да, — сказал я. — Просто гений!

21

Я быстро приспособился к жизни в казарме, и мне даже стали нравиться ее суровые правила. Впрочем, новичков не слишком перегружали. По утрам надо было немного пострелять, потом мы учились пользоваться рацией, бросать гранаты, полушутя боролись врукопашную, учили язык пяти пальцев: один поднятый палец означал «вперед», два — «прикрой меня», три — «подожди», четыре — «сваливаем», пять — «сиди тихо». Проще некуда. Моктар чувствовал себя, как рыба в воде. Благодаря своему опыту, он очень быстро стал одним из любимчиков Наксоса. Дирк, высокий худой парень, с которым мы пересеклись в день собеседования, выкладывался, как мог. Правда, он лез на стенку из-за любой ерунды, никак не мог разобраться с рацией и стрелял черт знает как, но Наксос угадывал в нем невероятный потенциал, который якобы даст о себе знать на поле боя.

С подготовкой нам помогали старички, то есть ополченцы, участвовавшие в первых операциях «Осеннего дождя». Между ними и нами не чувствовалось особой разницы. В этом разношерстном сборище были люди всех возрастов и профессий, ловкие и не очень, сильные и слабые, храбрые и трусливые, открытые и замкнутые, но всех их объединяло то, что Ирвингу Наксосу однажды понравились их руки. Старички говорили, что скоро мы узнаем, что такое хорошая драка, и что невозможно передать ощущение, которое испытываешь, когда идешь в бой. Это как наркотик. Это так бьет по мозгам, что только держись! А потом на все уже смотришь совсем другими глазами. Нас, новичков, страшно занимали все эти разговоры про войну и про бои. Мы гадали, каково это будет на самом деле, и думали про себя, что быть в отряде Наксоса — значит оказаться в нужное время в нужном месте. К тому же с каждым днем мы все больше чувствовали себя абсолютно неуязвимыми боевыми машинами. Мы все великолепно стреляли, с непревзойденной меткостью бросали гранаты, владели безотказными приемами борьбы. В глубине души мы были уверены, что все пойдет как по маслу. На кабельном телеканале, с которым Ирвинг подписал контракт, требовали, чтобы до начала гастролей Каролины Лемонсид, приуроченных к выходу ее нового альбома, «Осенний дождь» провел пару военных операций. Несложных, чтобы было сразу понятно, кто плохой, а кто хороший. Чтобы ход этих операций раз и навсегда обеспечил отряду безупречную репутацию в глазах зрителей. Короче говоря, речь шла о таких операциях, за которые рекламодатели готовы будут выложить баснословные деньги, а канал получит максимальную прибыль. У Наксоса на этот счет не было никаких возражений, черная бабочка всегда любила покрасоваться при свете рампы. Однажды сероватым утром он собрал нас на небольшом полигоне и сказал, чтобы мы были готовы, через сорок восемь часов нас погрузят в грузовики и перебросят в направлении, которое пока держится в тайне, так что скоро станет ясно, не разлюбили ли старички ходить в рукопашную, и есть ли у новичков нервы и нутро.