Смерть автора - [18]

Я узнал также то, что «документы», якобы положенные Моппером в основу романа, чистейшей воды фальсификация. Мисс Винтергарден никогда не вела дневников, а человек, выведенный под именем «Тимоти Батлер», никогда не бывал за границей. С последним мне не удалось встретиться лично, так как он давно сменил место жительства, но то, что на 1903 г. он (как и сам Моппер) не покидал пределов Англии, мне подтвердили трое свидетелей, знавших его.

Таким образом, пора утихомирить нездоровый ажиотаж вокруг Мирослава Эминовича и предполагаемых событий 1903 г., в которых он якобы участвовал. Пора, наконец, понять, что литература — это литература и что писателю следует оставить право на вымысел.

Томас Холлидей

Из Pall Mall Gazette

от 29 июня 1913 года

ЭЛЬЗА МОРРИС СЕЛА В КАЛОШУ?

Известная журналистка несколько поторопилась с обвинениями в адрес Мирослава Эминовича

Мисс Моррис, корреспондентка журнала The Egoist, известна своим правдолюбием и стремлением к праведному гневу. Однако на сей раз, кажется, правдолюбие сыграло с ней злую шутку. Не так давно она поместила на страницах журнала заметку под провоцирующим заглавием: «Кто он — мистер Эминович?» В ней она печатно высказала сомнения в фантастичности романа Моппера и прозрачно намекнула, что письмо «Элоизы Батлер» — правдивый источник сведений. В качестве основного аргумента в пользу подозрительности Эминовича приводится утверждение, что он не мог быть повстанцем в Слатине.

Как и следовало ожидать, подозрения мисс Моррис в адрес Эминовича оказались смехотворны. Никаких свидетельств того, что десять лет назад он совершил преступление в Англии, не обнаружилось. Главный козырь — труп героини романа — не сработал. Девушка, послужившая прототипом Белинды, умерла от естественных причин и с Эминовичем никогда не встречалась; её так называемые дневники — мистификация Моппера. Что же касается про чего, то следует задать мисс Моррис один вопрос, а именно: где в английском законодательстве она откопала положение, согласно которому хвастаться своими несуществующими партизанскими подвигами — уголовно наказуемо и даже даёт основания для уличения в убийстве? Эминович вправе рассказывать о себе любые истории, какие ему вздумается, на что журналисты, падкие до громких заголовков, его охотно соблазняют. Он всего лишь утоляет читательский спрос, не им раздутый. Однако эта тема уже порядком надоедает; не пора ли нам, наконец, оставить в покое слатинского портного и перейти к более насущным вопросам?

Хайден Олдерни

Из Times от 4 июля 1913 года

Тревогу внушает состояние здоровья Алистера Моппера, резко ухудшившееся в этом году. По словам его врача, писатель несколько раз был на грани апоплексического удара, которого, однако, счастливо избегал. Но этим летом у него открылись сильнейшие носовые кровотечения, каждое из которых может оказаться опасным для жизни. Сам Моппер — надо отдать ему должное — держится мужественно и даже шутит с журналистами, повторяя свою знаменитую фразу из 14-й главы: «Вы ещё придёте ко мне пить чай». О своей болезни он предпочитает не говорить. Насколько она опасна, пока неизвестно.

Из Illustrated London News

от 18 июля 1913 года

Николас Картер, 17-ти лет, был найден вчера у Лондонского моста в Саутворке совершенно обессилевшим и в окровавленной рубашке, прилипшей к спине. Полицейскому, подобравшему его, он признался, что промышлял воровством и уже не в первый раз пытался залезть в дом. По его словам, мысль совершить кражу пришла ему на ум совершенно случайно, когда он, забравшись на чердак необитаемого дома в Саутворке, увидел в окно соседнего дома, как человек в комнате пересчитывает деньги. По уверениям Картера, сумма была необычайно большой для столь бедного района, где находился дом, и юноша не смог противостоять искушению, когда хозяин сунул деньги в ящик стола и вышел. Картер немедля перебежал улицу и по водосточной трубе забрался в окно. К несчастью для воришки, рассохшиеся ящики стола издавали невероятный скрип. Тут же он почувствовал руку хозяина на своём затылке. Что было дальше — молодой человек не помнит; мы полагаем, что владелец дома пережал ему сонную артерию, после чего он очнулся прикованным к каминной решётке полицейскими наручниками, причём камин не был погашен, и вырывавшиеся оттуда язычки пламени обжигали ему руки. Картер уверяет, что почти ничего не видел, так как его собственная рубашка была задрана ему на голову. Голос, по-видимому, принадлежавший хозяину, сообщил Картеру, что его поймали за воровством и что отпираться бесполезно.

Пойманный с поличным вор попытался взывать к жалости хозяина, сказав, что он сирота и что исключительно тяжёлые обстоятельства толкнули его на этот путь. Тот, кого он чуть было не обокрал, переспросил его: «Так у тебя нет ни отца, ни матери?» Картер подтвердил это. Тогда хозяин спросил его, воровал бы он, если бы у него были родители. Картер горячо заверил его, что, конечно, нет. Тогда незнакомец сказал, что согласен заменить ему родителей по мере своих сил. Вслед за этим на спину юноши обрушились страшные удары ремня с металлической пряжкой. Избитый до крови, с обожжёнными руками, Картер был затем выпихнут на улицу; он не помнит, как он добрёл до моста, равно как и адреса, по которому он пытался совершить кражу, и внешности хозяина дома. Ему удалось только вспомнить, что у поймавшего его человека был иностранный акцент. Кто был этот человек, сумевший постоять за своё имущество и оказавший значительную услугу лондонской полиции (как выяснилось, Николас Картер замешан ещё не менее чем в полудюжине краж), останется, скорее всего, неизвестным. Картер в настоящее время пребывает в госпитале Ньюгейтской тюрьмы.