Смерть автора - [20]

У меня захватило дыхание от волнения. Я понял, что не уйду отсюда, пока не увижу всего, что здесь есть, чего бы это мне ни стоило. Книги на полках мало могли сказать мне: большинство из них было не на английском языке. Я пересёк кабинет в обратном направлении, вернулся на пятничную площадку и распахнул дверь в другую комнату. За дверью оказалась спальня.

В ней также было совсем мало мебели — стул, умывальный таз на табурете и безобразная кровать XVIII столетия под огненно-красным балдахином. Но взгляд мой остановился на другом — на человеке, лежавшем на кровати.

Может ли зрелище человека, мирно спящего на кровати, быть ужасным и противоестественным? В тот раз я убедился, что может. Постель была не разобрана; он спал прямо поверх одеял, скрестив руки на груди, совершенно одетый, не сняв даже сапог, только ворот рубашки, столь же отвратительно красной, как балдахин, распущен у горла. Поза его была ненатуральной и застывшей; вначале я принял его за слугу, решившего поваляться на господской постели и притворившегося, что не слышит шагов. Но тут же я понял, что стараюсь убедить себя в заведомой глупости, ибо лежавший на постели был, несомненно, знакомый мне по газетным портретам Мирослав Эминович, и одет он был в костюм цвета гречишного мёда…

Читатель, конечно, догадается, что все эти мысли пронеслись у меня в голове в течение считанных секунд. Потому что человек, лежавший на кровати, подскочил и сел, и в руке у него оказался маленький браунинг.

— Ни с места, — приказал он, направив дуло на меня. — И ещё лучше, сядьте на стул. Вот так.

Я понял, что шутить он не собирается — и одновременно понял, как сильно рисковал. Хозяин, Мирослав он или не Мирослав, мог запросто сдать меня в полицию — я незаконно вторгся в частный дом и, как ни крути, правда была на его стороне. Мне ничего не оставалось делать, как только проследовать к стулу и послушно сесть. Не опуская пистолета, тот, на кровати, спустил ноги на пол и вновь обратился ко мне:

— Кто вы?

— Корреспондент журнала «Презент энд Модерн Лайф», — быстро ответил я. Я счёл благоразумным говорить правду.

— По какому праву вы залезаете в чужие дома?

— По праву истины, — дерзко сказал я, решив пойти ва-банк. — Мой долг — выяснить, кто вы в действительности и какое отношение имеете к мистеру Мопперу и его книге. Поскольку вы не спешите помогать в прояснении ситуации, мне приходится брать кое-какую инициатив на себя.

— Хорошо, — презрительно обронил мой захватчик, и его губы искривились в иронической усмешке. — Я Мирослав-боярин. Это вас устраивает?

— Не очень-то, — я набрался храбрости, видя, что он упустил момент и теперь уже в меня не выстрелит (да и кому охота связываться с английским законодательством?).[11] — Вы даже не похожи на героя романа по внешности. У вас есть более веские доказательства, чем пуля в журналиста?

— Доказательства? — усмехаясь, переспросил Мирослав. — Я могу предъявить свои документы. Ловите!

Всё ещё держа меня на мушке, он левой рукой вытащил из кармана паспорт и через всю спальню швырнул его мне на колени. Раскрыв шагреневую книжечку, я с испугом понял, что не знаю, чего мне искать. Внешне этот человек ничуть не походил на Мирослава-боярина, описанного в романе, но ведь то могла быть художественная вольность автора. Моппер, как известно, не приводит даже фамилии своего героя — он подписывается на страницах романа как «Мирослав Э.». Под дулом пистолета я перелистал паспорт. Он был выдан на имя Мирослава Эминовича, глаза тёмные, волосы тёмные… и так далее. Только дата рождения — 1856 — была явно подложной: тому, кто сидел на кровати напротив меня, никак не могло быть более тридцати пяти — тридцати семи лет. Я поднял голову, и взгляд мой встретился с насмешливым взглядом Мирослава.

— Может быть, теперь вы ответите доверием на доверие и раскроете вашу личность?

— Хорошо, — устало сказал я. — Меня зовут Джонатан Степлс. Я штатный корреспондент журнала «Презент энд Модерн Лайф», как я уже говорил. Журналистское удостоверение у меня с собой, и вы можете ознакомиться с ним.

Окончание читайте в следующем выпуске журнала Present&Modern Life.

Заметка из Daily Telegraph

от 17 августа 1913 года

Айзек Райхман, преуспевающий портной и владелец ателье на Риджентс-стрит, повесился вчера в собственной мастерской на муаровой ленте. Следствия открывать не будут, так как в кармане покойного находилась записка: «В моей смерти виновен я сам и никто другой», — написанная его рукой и сложенная так, чтобы её было видно. Причиной самоубийства, по-видимому, стало внезапное психическое расстройство мистера Райхмана, так как все остальные карманы его одежды оказались набиты цветами, а за брючный ремень заткнут целый пучок фиалок. Остаётся задуматься над тем, к чему приводит ускорение темпов жизни в современном обществе, где за успех зачастую платят душевным расстройством и даже самою жизнью.

Из номера Present&Modern Life

от 21 августа 1913 года

В ОБИТЕЛИ УЖАСА

Окончание. Начало в выпуске от 14 августа с. г.

Мирослав опустил пистолет

— Я не нуждаюсь в доказательствах, — всё с той же презрительной интонацией ответил он. — Доказательства — бесполезное стремление оправдаться перед истиной.