Смерть Аттилы - [22]

Они проехали вниз по холму по направлению к броду. Внизу у болота, где ивы не давали снегу покрыться коркой, дети строили снежные крепости для снежных боев.

Дитрик, волнуясь, посмотрел на Такса.

— Тебе не стоит меняться своей чудесной лошадкой с моим старым мерином. Я не могу принять это.

Такс глянул на него и захохотал, и тогда Дитрик понял, что он его дразнил. У него загорелись уши, но он заставил себя улыбнуться. Такс попридержал лошадку и протянул руку вперед ладонью вверх.

— Я — бедный хунну с четырьмя конями. Два из них хромают, и они оба полукровки. Это вы, германцы, сделали меня нищим. Ты мне должен отдать своего коня. Если ты хорошо ко мне относишься, то я не стану заставлять тебя, чтобы ты взял у меня лошадку.

Дитрик сказал, не изменяя выражения лица.

— Если все кони германцев становятся хромыми, то я смогу тебе помочь тем, что не стану тебе отдавать бесполезное животное, чтобы тебе пришлось его кормить.

Такс разулыбался от уха до уха.

— Я тебе сказал, что у богатых хунну может быть много хромых лошадей. Мне нужно много хромых лошадей, чтобы я стал богатым.

Он начал хохотать, даже не закончив говорить. Дитрик присоединился к нему. Такс легко стукнул его по руке.

— Это был сын кагана? — спросил его Дитрик. — Тот мальчик, что стоял с ним рядом?

— Это был Эрнач, брат Эллака, наследника кагана.

— Он — очень красивый и совсем не похож на кагана.

Такс откинул голову назад и захохотал. Дитрик вдруг почувствовал, будто они были друзьями с Таксом очень давно. Он обратил внимание на глубокие шрамы на щеках Такса.

— У Эрнача нет…

Он засмущался и решил, что не стоит задавать этот вопрос. Но Такс ждал.

— Шрамы… Я думал, что у всех гуннов есть шрамы на щеках.

— Кто? Эрнач? — Такс смотрел на Дитрика, склонив голову набок. — Он еще не мужчина, а ребенок. Тебе режут лицо только тогда, когда ты становишься мужчиной. Это очень длинная церемония. Она продолжается три дня, и каждый день шаман наносит тебе рану. Когда ты становишься мужчиной, ты должен уметь переносить боль, не давая сдачи. Вот так.

Он поднес руку к щеке.

— Они дают тебе Белого Брата, чтобы ты не сильно все ощущал. Я кричал очень громко. Старикам это нравится. Им нравится, когда шаман делает все хорошо и тщательно. И тогда все дарят тебе подарки.

— О!

Дитрик подумал, как можно жить рядом друг с другом и не понимать ничего. Они подъехали к броду. Снег там был сметен, и на льду лежали доски и камни. Он сказал Таксу:

— Я привезу отца на перекресток у нашего холма.

— Хорошо. Он может взять с собой солдат, но я их увижу заранее, и они не поймают меня, — кивнул головой Такс.

— Я знаю, что он не приведет с собой солдат.

— Может, когда-нибудь я поеду в ваш лагерь. Я никогда там не был.

Дитрик посмотрел на него.

— Я всегда хотел посмотреть вашу деревню. Если ты приедешь в наш лагерь, могу я потом приехать к вам?

Такс радостно кивнул головой.

— Да. Хорошо. Мы можем быть… товарищами.

Он сказал это слово неуверенно и посмотрел на Дитрика.

— Если у тебя будут неприятности в моем лагере, я смогу прийти тебе на помощь, а ты мне поможешь в своем лагере.

— Хорошо, — согласился Дитрик.

Они уже почти доехали до перекрестка. Над ними на застывшем холме возвышалось ограждение Ардарика, как уменьшенная копия дворца кагана. Навстречу им ехали два гепида. Они с подозрением оглядели Такса, и хотя один ответил на приветствие Дитрика, другой не обратил на него никакого внимания.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Вдоль северной и западной стен частокола кагана расположилась в беспорядке деревня гуннов. Дитрик вел свою лошадь за лошадкой Такса по берегу реки, который ограничивал южный конец лагеря. С высоты он разглядывал круглые юрты и кучи отбросов, ряды стоек, на которых сохло мясо, детей, собак, непривязанных лошадей и взрослых людей, занимавшихся работой или отдыхавших. Он подумал, как они могут ориентироваться во всем этом.

Такс приказал лошадке спускаться вниз. Дитрик следовал за ними, стараясь держаться поближе к Таксу, хотя он чувствовал себя довольно странно, потому что был намного выше Такса.

Когда они приблизились к деревне, показалось, что в нее невозможно проникнуть, как в плотные заросли терновника, без путей и дорожек. Сильная вонь вымачиваемых шкур и лошадиного помета смешивались с запахами готовящейся пищи. Котлы висели над каждым костром, мимо которого они проходили. Дитрик отпустил поводья — его конь сам последует за лошадкой Такса, а ему хотелось оглядеться. Между домиками были загоны для лошадей, сделанные из ивовых прутьев. В большинстве из них находилось две или три лошади. Сами юрты были похожи на чаши, поставленные вверх дном. На деревянных дверях и даже на кожаном покрытии, везде были нарисованы символы гуннов.

В его деревне мужчины уходили с рассветом на работу, здесь же они стояли, сидели или даже лежали на земле перед домами и ничего не делали. Они все смотрели на него. Он ощущал их любопытные пристальные взгляды. Он смотрел на них, и они не отводили глаз, как это делали германцы. Дитрик подумал, что было бы, если бы он не был с Таксом. Он чувствовал себя, как в огне и во льду одновременно.

Такс заговорил с кем-то проходившим мимо, и ему ответили. Они проехали через всю деревню. Собаки лаяли и рычали на них и даже бросались на ноги лошадей. Некоторые из женщин, которых он видел, — это были старухи — делали хлеб. Они придавали форму хлебным буханкам, размером не больше руки. Ребенок, завернутый в одеяло и перевязанный веревкой, висел на шесте перед домом. Его темные глаза спокойно смотрели на Дитрика, так же, как и глаза других детей и взрослых. Где-то звучала странная музыка без ясно выраженной мелодии, исполняемая на инструменте, который был неизвестен Дитрику. Это были резкие гнусавые и свистящие звуки.