СМЕРШ - [33]
— Спать… надо, Виктор…
— Постой, президент… не убежит… Да. Спать надо. И я… великий человек. Вот завтра… нет, сегодня… арестую эсесовского… генерала… генерала… с крестами… строгого… хмурого…
В тумане виден генерал… в тумане… Нет, он здесь. Кто? Ветер? Трава!.. Зеленая… Луг… Галя…
В 8 часов утра дежурный боец разбудил меня.
— Пора вставать, товарищ младший лейтенант.
Я открыл глаза. Комната залита ярким солнечным светом. Радостная дрожь пробежала по моему телу. О том, что было ночью, не надо никогда думать! Никогда.
Чтобы действительно не думать о том, что было ночью, я быстро встал. Вот ерунда. Хотел было одеваться, а это лишнее — я одет.
Окатив голову холодной водой, я вернулся в комнату и закурил. Пора приучаться ни о чем не думать.
— Пожалуйте на завтрак.
Столовая находилась в вилле напротив.
У входа я встретил Козакевича. На его лице играла самодовольная радостная улыбка.
— Здравствуйте, тов. полковник!
— Здравствуйте… Ну, как выспались?
— Хорошо.
— Идите завтракать. Работы много.
В столовой я встретил Еву. Гадость! Мерзость! Действительно подлая душонка. Надела гражданское платье. Ведь видно же, что платье с чужого плеча. Так нет, это не важно. Главное, что платье настоящее шелковое.
— Здравствуйте, Коля.
Я кивнул головой и сел за стол подальше, в угол.
Вошел капитан Шапиро. Сел возле меня.
— Черт возьми! Я плохо выспался.
— Гуляли?
— Да.
После завтрака мы сели в нашу «Татру». Молодой шофер чех из Смихова, завел мотор.
— Куда?
— К Страговскому стадиону.
Бедный шофер. Его определили к нам из «народного Вибора». Мы же ему приказали ни на минуту не отлучаться от нас. Даже спать он должен с нами.
Из Стжешовиц на Страгов несколько минут езды.
Чешский капитан, начальник караула, встретил нас словами:
— Мне приказано в лагерь никого не пускать…
Шапиро вынул свою легитимацию.
— НКВД.
Слова протеста замерли на устах капитана.
— Да, да! Пожалуйте.
На огромном стадионе творилось что-то невиданное. Нет, это был не слет соколов. Это были десятки тысяч немцев, только что выгнанных из квартир. С грудными детьми, босые, грязные…
В центре находились солдаты.
— Кто начальник лагеря?
— Ich…
— Пойдемте с нами.
Шапиро сел на одно из лежащих в стороне бревен.
— Вы кто такой? Вернее, кем были в армии?
— Я — полковник фельджандармерии.
— Вот как! Отлично. Что за люди у вас в лагере?
— Самые разные.
— Соберите всех офицеров, начиная с чина майора.
— Jawohl.
В течение трех часов мы «проверили» весь высший офицерский состав.
— Надо ехать. Полковника фельджандармерии и майора СД возьмем с собой, — решил капитан. — По мелочам нельзя разбазариваться.
На Делостжелецкой нас встретил майор Гречин.
— Слыхали новость?
— Что такое?
— Интересный факт. Сегодня утром я встретился с одним моим бывшим сослуживцем, совершенно случайно. Он работает в контрразведке Конева… Так вот. Он рассказывал мне, как нашли труп Геббельса. Вообразите. Опергруппа Конева первая разыскала мертвое тело Геббельса. Известное дело, — находка крупная. Надо составить подробный акт. Нужны разные специалисты. Коневцы решили доложить высшему начальству. Для верности оставили караул. Через час возвращаются с начальством, с разными фотографами, врачами и т. д. Открывают дверь… пусто! Трупа нет. В чем дело? Опрашивают караульных. Те ничего не знают. Повертелись, поискали и решили, что или Геббельс не был мертвым и убежал, или те, кто нашли его труп, страдают галлюцинациями. На этом и разошлись. К вечеру выяснилось: жуковцы были хитрее, — влезли в окно и украли труп Геббельса. Сообщили в Главное Управление…
— Молодцы! — восторженно заговорил Шапиро. — Это мне нравится. Настоящее соцсоревнование.
Я решил, что Шапиро глубоко прав: социалистическое соревнование наиболее необходимо между смершевцами.
После обеда — отдых. Это единственное время, когда никто не работает. Оно неприкосновенно и в пражских условиях. Я тоже решил отдохнуть.
Не прошло и десяти минут, как необычный шум заставил меня выйти во двор.
На бетонированном дворе лежал человек. Господи! Ведь это Рафальский! Это он! Нет никаких сомнений. Сколько раз я видел его в Николаевской церкви. Я всегда любовался его благообразием: белыми волосами, белой бородой, умным и выразительным лицом.
— Умирает, — проговорил майор Надворный.
— Ну и черт с ним, — отозвался майор Попов. — Одним белобандитом меньше.
Я смотрел на залитое кровью лицо, на мозги, смешанные с пылью.
Лубянка! Зачем ездить в Москву смотреть на Лубянку? Она здесь.
Бедный старик! Коварное время обмануло его, вернее, примирило с большевизмом. У времени есть это неприятное свойство. И вот, Лубянка нашла этого благообразного старичка в Праге.
Лубянка в Праге, в Стжешовицах, на Делостжелецкой улице, в доме № 11.
Какое проклятье довлеет над нашим народом? Неужели он больше виновен перед Богом, чем другие народы? Почему русский народ страдает больше, чем все остальные? Ведь любой другой народ грешит перед лицом Господним не меньше, а наказаний несет меньше! Пути Твои, Господи, неисповедимы…
Мозги, смешанные с пылью, на этом холодном бетоне! За что? За то, что этот старик когда-то родился дворянином? А может быть, за то, что любил свободу и во имя этой свободы предпочел жить вне Советского Союза. Во имя свободы он и бросился со второго этажа…
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.