СМЕРШ - [35]
— Du bist kein General, du bist подлец…
Шапиро не только подлец, но и хам. Если он не жалеет меня, то хоть бы пожалел себя. Ведь ночь, глубокая ночь! Спать надо… Что делает Волошин? Богу молится? Поздно.
Смерть… Кровь… Мозги, смешанные с пылью…
Сегодня 14-е мая. Полный расцвет весны. Я рад, что капитан Шапиро «плюнул» на работу и занялся грабежом. Как все просто в наших условиях! Все двери открыты. Никто не решается рта открыть, чтобы сказать слово протеста.
НКВД. Чехи боятся чекистов больше, чем гестаповцев в свое время.
В течение трех дней их отношение к русским переменилось на все сто процентов. Уже не кричат «наздар».
У подполковника Шабалина 10 чемоданов разных ценных вещей. Капитан Миллер «переплюнул» всех — у него 15 чемоданов.
Шапиро «приобрел» аккордеон «Höhner». Шибайлов хвастается двумя фотоаппаратами «Лейка». Гречин собирает «коллекцию» ручных часов. Попов грабит, но, как всегда во всем, очень осторожно и тайно.
Козакевич надел на себя хороший костюм какого-то арестованного товарища министра и ходит в нем.
— Шибайлова ожидает выговор, — обратился ко мне Шапиро.
— За что?
— Не поймал Власова. Ездил в Пильзен — тоже без результата. Мне кажется, что Власова скрывают американцы.
Шапиро вышел из машины.
— Я только загляну в одну лавку.
Едва он отошел несколько шагов в сторону, я почувствовал на спину чью-то руку.
Смотрю — Лиза Л.
Шапиро может возвратиться каждую минуту. Он знает, что я никогда не был в Праге. Составляя свою автобиографию в Мукачеве, я написал, что за всю жизнь, помимо пределов Карпатской Руси, я был только в Будапеште.
— Здравствуй, Лиза. Извини, я не могу с тобой разговаривать. Прошу тебя, уйди… Когда-нибудь я все объясню тебе…
Лиза смутилась, покраснела и заторопилась.
Она сделала не больше пяти шагов, как вернулся Шапиро.
— Лавка закрыта… Поехали…
Шофер завел мотор.
Должно быть, я умею хорошо скрывать свои чувства, так как Шапиро ничего не заметил.
В душе же у меня была целая буря. Простая встреча с бывшей одноклассницей могла выдать меня: выяснилось бы, что я жил раньше в Праге, что я был связан с русскими эмигрантами, что я врал, что я «очень подозрительный молодой человек», контрреволюционер, шпион, изменник.
Пять минут назад расстояние между мною и смертью было меньше шага.
Интересно, какие цели преследует моя судьба? Должно быть, какие-то особенные, иначе она б не отводила от меня вот-вот неминуемую смерть.
Пока не следует радоваться. Кроме наших оперативных групп в Праге работают смершевцы Конева и Малиновского. Их гораздо больше. Возможно, что они уже арестовали кого-нибудь из моих друзей, и моя фамилия где-нибудь выплыла.
Майор Гречин говорил мне, что мы приехали в Прагу «незаконно». Это значит, что Прага территориально принадлежит чекистам Конева и Малиновского. Ковальчук не устоял, чтобы не «поживиться добычей» в Праге, и послал нас сюда.
Мы, кажется, оправдали его доверие. Сотни арестованных тому порукой. Если же мы останемся в Праге еще несколько дней, то число арестованных перейдет за тысячи. Ковальчук получит следующую звездочку и какой-нибудь крупный орден.
В шесть часов вечера в одной из комнат Смиховской школы произошел следующий случай:
Вошел худой, как и все остальные, военнопленный немец. На вид он ничем не отличался от тысячи других военнопленных.
— Я хотел бы с вами поговорить, — обратился он к нам.
— В чем дело? — спросил капитан Шапиро.
Немец откашлялся.
— Я работал агентом английской разведки…
— Интересно.
— Как рабочему гамбургских доков, — продолжал немец, — мне легко было давать ценные сведения англичанам.
— Так… Чего же вы хотите от нас?
— Чтобы вы отпустили меня на волю.
Капитан Шапиро хитро улыбнулся…
— Хорошо. Поедем с нами…
В доме № 11 между мною и капитаном произошел весьма короткий разговор.
— Однако, английская разведка хромает. Я удивляюсь англичанам…
— Почему?
— Они плохо инструктируют своих агентов. Агент не смеет (он должен запомнить это на всю жизнь!) никому и никогда говорить о том, что он агент.
— В данном случае это понятно. Человек попал в тяжелые лагерные условия. Подумал, что война окончена, и что его, как скрытого врага Гитлера, отпустят на волю… Своего рода оправданный обман.
— Как раз против таких возможностей и должны были англичане инструктировать этого немца.
— Что же будет с ним?
— Таких случаев у нас было много. Известное дело — смерть шпионам! Ну, поехали. Еще надо побывать на Бендовой улице, проверить одну квартиру в Бубенче, допросить этого английского агента…
В два часа ночи я лег спать с твердым намерением уснуть. Фабрика смерти продолжала свою работу. Приезжали автомашины и привозили новых арестованных. В соседних помещениях шли допросы. Слышались крики и стоны неизвестных мне людей. Под такую музыку тяжело засыпать… Если бы не смертельная усталость, я бы долго не уснул, но… есть пределы человеческой выносливости…
Весь народ высыпал на улицу встречать президента Бенеша. Дети, девушки, взрослые и старики — все в праздничных одеждах с флажками в руках.
Жители Праги и раньше отличались особой склонностью к разного рода встречам. Вывешивались флаги, жители выходили на главные улицы. Ни пройти, ни проехать. Так было и сегодня.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.