Смена эпох - [22]

— Теперь нам живется куда легче, — говорит Мухамед. — Половину того, что вырастили, продали. И себе до нового хлеба хватит.

На вырученные деньги многие семьи, годами не ведавшие вкуса мяса, молока, купили овец, телят. Через год-два хотят, сложившись, приобрести свой трактор и грузовик. В Мазари-Шарифе уже учатся на механизаторов двое пареньков из кооператива.

— А душманы не беспокоят?

— Нет. В уезде теперь тихо. К тому же у нас свой отряд защитников революции. Оружие нам дали в провинциальном царандое, милиции. А название мы придумали ему сами — «Дехканская правда».

ПРОДОЛЖЕНИЕ СУДЬБЫ

В знак уважения к его годам, его авторитету у людей, его заслугам перед родным племенем сафи ему предоставили слово в заключение Лои джирги. От имени делегатов Верховного собрания афганского народа он как бы завершал напряженный и жаркий двухдневный разговор о том, как добиться национального единства и мира в стране, положить конец преступным злодеяниям контрреволюции. Обращаясь к двум тысячам участников джирги, он сказал:

— Вот и закончилась наша работа. Завтра мы разъедемся по своим провинциям, уездам, кишлакам. Давайте сделаем так, чтобы все, о чем мы говорили здесь, намечали, предлагали, принимали, — все это стало жизнью. Афганец трудно дает слово, но, давши, держит его…

Ему долго аплодировали, а он молча стоял, распрямившись в свой полный, почти двухметровый рост, абсолютно седой, но все еще крепкий, несмотря на то что в канун джирги ему исполнилось восемьдесят лет.

Было это весной 1986 года. Сколько раз потом ему доводилось держать речь перед земляками, соплеменниками, соотечественниками — не счесть. Неутомимо, изо дня в день, выезжал он в кишлаки своей провинции Кунар и на дехканских сходах, джиргах старейшин, богослужениях в сельских мечетях рассказывал о том, чего добивается республика, что несет людям революция, как надо служить народной власти. За ним гонялись враги, ему присылали подметные письма с проклятиями и угрозами, несколько раз обстреливали деревенские площади во время митингов, но он был неустрашим и говорил то, что думал, во что раз и навсегда поверил на склоне своей судьбы.

Большую и гордую жизнь прожил Сахеб Хак, хотя и провел почти всю ее, не покидая родных мест: уезда Цаокей, кишлака Факиркот, соседних селений, где обитают люди пуштунского племени сафи. Отец его был видным религиозным деятелем, ученым-богословом. В восточных провинциях страны — Нангархар, Кунар и Лагман — его называли наставником народа. По отцовским стопам пошел и Сахеб Хак, прогрессивный афганский священнослужитель, старейшина и настоятель крупной общины, насчитывающей много тысяч человек.

Не раз бывал я на родине Сахеба — в провинциальном центре Асадабаде, уездах Асмаре, Сарканае, наведывался и в Цаокей. Места здесь суровые. Горы, лес, каменистая, скудная земля. Да и той совсем мало. Кукурузы, пшеницы и риса едва хватает до весны. Пастбища только горные. Взберется повыше с дехканской отарой коз и овец пастух, может и не вернуться. Проходящая мимо банда угонит стадо с собой, а свидетеля безжалостно скинет в пропасть…

Не надеясь на свои крошечные наделы, дехкане прирабатывают на жизнь кто как может. В каждой семье свои ткачи, ковроделы. Особенно много плотников и столяров, благо леса вокруг сколько угодно. Мастерят нехитрую мебель для горожан, возят в Кабул жерди и доски. Дети собирают на продажу горные орехи. Молодежь подкармливается рыболовством и охотой. В их полудиком краю зверь пока еще непуганый, а полноводная и чистая река Кунар прямо-таки кишит рыбой.

Полностью занятые заботами о пропитании, оторванные от всякой цивилизации, забытые кабульскими властями, люди племени в прошлом были темными и невежественными. Лишь единицы из них получали доступ к миру знаний, да и те, попав в город, уже не возвращались домой. Исключение составил отец Сахеба. Закончив медресе, он всю жизнь занимался просвещением земляков, в своих проповедях учил их жить честно, чисто, достойно, ценить труд, уважать родину.

Когда 6 мая 1919 года Англия официально объявила войну Афганистану, он снарядил в поход отряд воинов своего племени и лично возглавил его. Этот отряд участвовал в решающем бою под крепостью Тал, где англичане были разбиты и вскоре начали просить о перемирии. Рядом с отцом сражался и его старший сын, 14-летний Сахеб.

После смерти отца в 1942 году Сахеб продолжил его просветительскую миссию в родном краю. Ему показалось уже мало устных проповедей, и он добился открытия первой школы в уезде Цаокей. «Как же трудно тогда это мне далось! — вспоминал он в беседе со мной. — Все — и чиновники королевской канцелярии, и губернатор провинции, и даже сотрудники министерства просвещения — первым делом спрашивали: зачем? Самое обидное, что этот же вопрос задавали наши люди — старейшины племени, отцы семейств. Они искренне не понимали, ради чего надо отрывать детей от дехканского труда, почему родители должны тратиться на покупку обуви, сносной одежды, тетрадей и карандашей для ребят…»

Но Сахеб не из тех людей, что отступают перед трудностями… Вот она, и сегодня стоит, прижавшись к высокой горе и окруженная буйным садом, их школа, которую они торжественно открывали сорок лет назад. Сколько детей выучилось здесь за эти годы! Многие из первых выпускников стали потом инженерами, врачами, офицерами афганской армии, занимают важные посты в правительственных учреждениях. Ее закончили, из нее вышли в большой мир девять сыновей Сахеба. Все они сейчас служат революции, работают на самых разных участках: учителя, государственные служащие, юристы^ партийные работники. Никто, правда, по его стопам не пошел. Ну, что ж, каждый выбирает свою судьбу сам…