Смена. 12 часов с медсестрой из онкологического отделения: события, переживания и пациенты, отвоеванные у болезни - [59]

Это сложный и тщательно продуманный протокол, потому что химиотерапия, равно как и хирургия, неизбежно связана с компромиссами в духе «Фауста». Мы убиваем раковые клетки пациентов, однако за это им приходится расплачиваться своими волосами, беспощадным поносом, неугомонной невралгией и/или язвами в полости рта, настолько ужасными, что невозможно есть. Главное же свойство ритуксана в том, что он активизирует иммунную систему пациента, чтобы та атаковала болезнь. Так как порой люди умирают даже от укуса пчелы или съеденного арахиса – в результате сильнейшей аллергии, то есть несоразмерной реакции иммунной системы, – то сложно предугадать, что произойдет, когда пациенту дадут препарат вроде ритуксана, и проблемы обычно если и возникают, то непосредственно в процессе введения: может резко упасть давление, начаться неукротимая дрожь, подскочить пульс, развиться сильнейшая одышка.

Я смотрю на часы. Как так вышло, что уже полпятого? Что ж, по крайней мере, за это время та премедикация, что Мэрилин дала мистеру Хэмптону, уже точно должна была подействовать, так что я могу подсоединить пакет с ритуксаном к его катетеру.

– Тереза! – Я вижу Нору и Эми, ту, что помогла мне, отнеся пациенту Сьюзи обед. – Хочешь что-нибудь? – говорит Эми, показывая мне подарочную карту в кофейню, что через дорогу от нас.

– Господи, да вы мои спасители! Где вы ее взяли? И откуда у вас свободное время?

– Ну-у-у, – говорит Эми, – помнишь чету Воан?

Я киваю.

– Боже, какие же они милые.

– Ага, в общем, они приходили к нам на прием в амбулаторную клинику и оставили.

Наверное, существует некое правило, по которому мы не должны принимать от пациентов подарки, если у них есть какой-либо прямой денежный эквивалент, однако я никогда не слышала, чтобы кто-то следил за его соблюдением.

– Так откуда все-таки у вас на это время?

– Да нет его у нас, – говорит Эми, – но нам обеим не помешало бы немного кофеина, тем более бесплатного!

Переведя взгляд на Нору, я спрашиваю, понизив голос: «Как там мистер Кинг в интенсивной терапии?»

Она пожимает плечами, смотрит куда-то в сторону, затем трясет головой.

– Полужирное латте? – бодрым голосом спрашивает меня Эми – все заказы она записывает на листке.

– Ты знаешь меня как облупленную. Спасибо. – Я на седьмом небе от счастья. Неужели то же самое чувствуют и наркоманы, предвкушая очередную дозу? Ох, да какая разница – даже если я и торчок, это же всего лишь кофе с молоком.

Вернувшись к своей рабочей станции, я снова начинаю думать про Шейлу и ее родных. Верчу пакет с ритуксаном в руке – там почти пол-литра, и вес довольно-таки ощутимый, – а затем кладу его на стол рядом с компьютером. Мне следует рассказать Шейле и ее родным о разговоре с Питером, однако этой несчастной женщине и без того приходится несладко, и мне до жути не хочется говорить ей, что мы по-прежнему не определились, когда ее будут оперировать.

Вспоминай. Я заставляю себя вспомнить о том, что на ее месте могла быть моя сестра, моя мать, я сама, в конце концов. Мне бы хотелось знать, что сказал хирург. Мне бы хотелось, чтобы моя медсестра не медлила с тем, чтобы мне обо всем рассказать. Я пытаюсь собраться с духом, найти в себе храбрость, где бы она во мне ни пряталась.

Там, где я стою, довольно тихо. Повернувшись к своей рабочей станции, я беру в руки пакет с ритуксаном. Я могла бы подвесить его и уже потом пойти поговорить с Шейлой и ее родными. Ушло бы пятнадцать-двадцать минут, чтобы проверить основные жизненные показатели, поставить капельницу и отчитаться обо всех своих действиях в нашей электронной системе учета. Дороти уехала, Кандас на этаже нет, а Ирвин еще не поступил. Я могла бы начать возню с ритуксаном, тем самым облегчив жизнь ночной смене, потому что чем раньше начать вводить препарат, тем раньше с ним – а также со всеми необходимыми проверками – можно будет покончить, и уже потом ввести Шейлу в курс дела.

Но я так не делаю.

Я захожу в ее темную палату. Ни Шейла, ни ее родные так за целый день и не открыли жалюзи. Возможно, им не хотелось, чтобы солнечный свет слепил им глаза, или же они попросту об этом не думали. Я могла бы им предложить их открыть, однако скоро уже все равно начнет темнеть.

Стоило мне переступить порог, как они все поднимают на меня глаза и выжидательно смотрят, а я тут же понимаю, что правильно поступила, решив зайти сюда, прежде чем подключать ритуксан. «Слушайте, я только что разговаривала с Питером Койном. Он попробует устроить все сегодня». Услышав это, сестра Шейлы поднимает голову, и ее напряженные плечи расслабляются и опускаются обратно на спинку кресла, в то время как сама Шейла закрывает глаза, и морщинки на ее лице на какое-то мгновение исчезают, из-за чего кожа становится гладкой на вид. «Не факт, однако, что получится, возможно, придется все равно ждать до завтра, – я немного импровизирую прямо на ходу, – в зависимости от того, как будет сворачиваться ваша кровь, а также от загрузки операционной. Как только я что-то узнаю, сразу же вам скажу».

Я боялась, что от этой информации у них снова опустятся руки – в конце концов, ничего нового я им не сообщила, – однако этого не произошло. Они, кажется, поняли, что время проведения операции зависит от многих факторов, а не только от личных предпочтений Питера. Возможно, им только и нужно было, чтобы кто-то сказал вслух о том, как тяжело пребывать в неизвестности, потому что как только я замолкаю, они дружно начинают кивать, и даже подбородок зятя медленно поднимается и опускается.