Смех и грех - [8]

И вот вам ситуэйшен: жара (время-то летнее, за полдень), мы - голодные, почти помирающие от жажды, а главное - всем бы до мест общественного пользования добраться. Но строгая дежурная в будке у ворот преградила нам путь:

- Нельзя тут выходить! Идите в сектор посадки!

Сектор посадки оказался закрыт надёжно на замок, и просочиться через него в здание вокзала мы тоже не могли. Пассажиры заметались вприпрыжку возле всяких дверей и ворот: мы ж не дети, которых родители усадили в кустиках. И всё ж нашли лазейку в заборе из сетки-рабицы рядом с воротами, до которой сторожихе не было дела, ведь её объект - ворота, и ринулись к лазейке, где тут же установилась очередь: это вам не ворота, пролазить надо с величайшей осторожностью, если вы не хотите оставить на проволоке ошмётки одежды, а переодеться - негде.

Я тоже пристроилась к очереди, чтобы сбежать с лётного поля. И сбежала, сходила, куда надо, беспрепятственно, и вернулась благополучно в самом распрекрасном настроении, потому что успела купить ещё и пару пирожков. И тут же убедилась, что есть, оказывается, люди более невезучие, чем я.

Едва я прошмыгнула в пекло лётнего поля - от раскалённого асфальта жарища там стояла адова, а жалкая пара облысевших от зноя пирамидальных тополей не давала никакой тени, как сзади послышался начальственный бас:

- Гражданка! Минутку!

Я подскочила на месте от басовитого рёва и мысли, что вляпалась опять в историю.

А милиционеры, знаю уж по опыту прежних историй - большие зануды то ли от служебного рвения, то ли от безделья. Но относился окрик не ко мне, а к толстой тётке-челночнице, застрявшей со своими сумищами в самой дыре. Вернее, одна сумка была на территории поля, а другая - вне. Сама же тётка врастопырку торчала в лазейке, ногами тоже на территории и вне. Картинка, конечно, юморная, но тётке, пожалуй, было совсем не до смеха: она пыталась протиснуться - тыр-пыр - но ничего не получалось. Да ещё милиционер пристал.

- Гражданочка, вы куда? - пробасил он. - Сюда нельзя, - у меня тут же в ушах зазвенела смешная песенка перестроечного времени: «Сюда нельзя, туда нельзя…»

А тётку подпирали сзади: всем теперь не терпелось попасть обратно на лётное поле.

- Не видишь что ли? - огрызнулась челночница. - На самолёт опаздываю.

Милиционер обалдело разинул рот, потом заорал:

- Какой самолёт, какой самолёт? Вы куда прёте, гражданка, здесь вам не посадочная площадка! - он побагровел от злости.

- Ну, тогда веди нас туда! - удалось тётке протиснуться в дыру, и она теперь вытаскивала на свою сторону вторую сумку. - Чего нас бросили здесь? Ни самолёта, ни тени, ни сортира, прости Господи, мою душу! - завопила тётка базарным голосом на опешившего милиционера, теребя свою преогромнейшую сумку из дыры, и до того разошлась, что покрыла его цветистым изречением на русском матерном языке, видимо, была «полиглотом», и знала этот язык в совершенстве.

- Документы, гражданка! - пришёл в себя милиционер и приступил к должностным обязанностям. - На поле посторонним быть не положено!

Тётка, выдав заряд брани, молча, игнорируя милиционера, по-прежнему тащила к себе свою сумку. В дыру проскользнули ещё несколько пассажиров, но милиционер, занятый исключительно тёткой с сумками и раззадоренный её сопротивлением, не обратил внимания на просочившихся на поле. А та, протащив, наконец, свою собственность сквозь дыру, вновь обрела дар речи, мало того - пошла грудью в атаку на бравого, щеголеватого и широкоплечего представителя власти.

Её руки были заняты, а то, пожалуй, пустила бы их в ход вместе с языком:

- Ах ты, хам, ещё и пачпорт нужен? А где мой самолёт, почему я торчу ещё здеся, а? - спросила она таким тоном, словно речь шла о личном «крылатом лимузине». - Ты бы лучше пошёл да узнал, когда нам самолёт подадут. А то - документы ему! Шпиёнку нашёл, бомба у меня в сумке! Докажи, что я сюда пробралась, на-ка - выкуси, я уже здеся! - и она, выпустив сумку из правой руки, сложила громадную дулю из толстых пальцев и сунула милиционеру под нос.

Мы все деликатно отвернулись, чтобы не рассмеяться: милиционер из-за скандала с челночницей не заметил, как вся наша невезучая компания собралась снова по эту сторону забора. И даже начала подавать голос:

- А, в самом деле, давайте пойдём к начальнику аэропорта, где наш самолёт, почему не летим?

- Эй, гражданин начальник, и впрямь - сбегай, узнай! - подначил весело кто-то представителя власти.

Милиционер потряс головой, словно прогоняя наваждение от себя, что-то сообразил и неожиданно рысцой бросился к дежурной, сторожившей ворота. Та беспрепятственно пропустила представителя власти мимо себя, и милиционер припустил бегом к зданию вокзала.

Ну и не знаю: милиционер ли тут помог, или самолёт подготовили, но через полчаса мы были уже в воздухе.

Рядом со мной в кресле сидел симпатичный молодой мужчина, наверное, мой одногодок. Я со скуки разглядывала его искоса, представляя себя на свидании с ним. Всё очень четко складывалось в моём воображении, правда, я не знала имени соседа и не слышала его голоса. Такие мужики обычно нравятся женщинам: тонкий с резко вырезанными крыльями нос, волевой, с ямочкой, подбородок, и на щеке, когда он улыбнулся стюардессе, тоже появилась ямочка. «Стрелец», - определила я его знак Зодиака: именно Стрельцы - обладатели таких симпатичных ямочек. - Наверное, он ещё и стрелок по женским сердцам. Интересно, сколько же этих сердец ему удалось подстрелить?»