Смех и грех - [7]

Ну, думаю, поймёт, наконец, баба, что пора ей сменить разговорную пластинку или по-хорошему ретироваться, надо же и меня пожалеть, я такая же бедолага, как и она. Хотя почему бедолага? И квартира, и в ней всё есть. И дети, и дача с хлипким сараем в углу. Правда, земля мне щедро и самостоятельно дарит ягоды да фрукты, а уж из овощей - что изволю посадить. Алька же одна, как перст, в своей квартире.

В общем, я тут же перестала себя жалеть, а начала жалеть Альку: это надо же, как жизнь повернулась к женщине - муж ушёл, детей нет, дачи тоже нет, и любовник лыжи в сторону навострил. Я что же, последнюю радость отнимать у неё буду? И, пропустив мимо ушей излияния подруги о взаимной любви, попросила безо всякого ехидства:

- Алька, ну не нюнь, я же сказала, что мешать не буду, Игорька твоего не буду обольщать, - и гордо вскинула голову, любуясь сама собой, - я не кошка, чтобы драться из-за мужика.

Алька, видимо, ещё больше одурела от моего благородного заявления и снова заныла, словно больной зуб, как, мол, она его любит, а он - её. И если я не встану на их пути - ну ведь сама себе противоречит! - то сойдутся, дескать, давно решили, и уж лет десять точно проживут в мире и согласии, а терять она его не хочет, поскольку он - мужчина её мечты…

Я наконец рассердилась. Ну, сколько можно ей талдычить, что я отказываюсь от её Игоречка, он мне даже уже и разонравился, а она - не внемлет, твердит: «Не стой на пути». Но и отвязаться от неё я тоже не могла - время за полночь, не гнать же бедняжку на улицу. Как у меня, у Альки тоже машины нет, автобусы ходят ночью редко, а попрётся домой пешедралом, наткнётся на какого-нибудь негодяя - их в ту пору немало развелось в нашем городе - а я потом переживай за неё. Нет уж, надо поберечь нервы. И я оставила её ночевать. А поскольку постелила ей в своей комнате, то полночи Алька изливала мне свои светлые мечты о будущей совместной счастливой жизни с Игорем. Я же сквозь сон подумала: «Ой, хоть бы год ты своего Игоречка возле себя удержала», - Алька старше своего возлюбленного на десять с гаком лет, а гак относительно женского возраста может равняться приблизительно ещё десяти годам. Одно хорошо, что эта любовная зубная Алькина боль окончательно излечила меня от дум об Игоре.

А недели через три с удивлением обнаружила, что я оказывается, не только благородная натура, но ещё и провидица: утомлённый, видимо, безбрежной любовью женщины-разведёнки, Игорь смотался из города тайно в неизвестном направлении, благо не был обременён ни квартирой, ни обстановкой - жил в общежитии. Зажили мы вновь с Алькой мирно. Алька, правда, поначалу сдала сильно, переживая крах своих надежд. Но вскоре она оправилась от удара, встретив нового мужчину «своей мечты». А я исчезновение Игоря пережила вообще безболезненно, поскольку в памятную для нас обеих с Алькой ночь получила солидную дозу антилюбви к нему. А как отправилась в очередную командировку и вовсе думать о нём перестала.

Самолёт, на котором я должна лететь в Москву, стоял среди лётнего поля, не трогаясь с места. Мы, пассажиры, кое-как удерживали глаза от слипания: рейс - предрассветный. Я специально выбрала именно его, чтобы поспеть в Москву к открытию нужного мне учреждения, и в тот же день вернуться ночным рейсом обратно. Но время шло, а самолёт стоял.

- Уважаемые пассажиры, - проворковала наконец в динамике стюардесса, - просим извинения, но наш вылет задерживается на час по метеоусловиям Москвы.

- Кой чёрт Москвы? - взорвался сидевший впереди меня мужчина. - Я вчера оттуда прилетел, там - ни облачка!

Стюардесса, естественно, не слышала его реплику и потому не вступила в дискуссию. Зато в салоне тут же завязался оживленный спор о том, как непредсказуемы прогнозы метеорологов, сводки, как правило, составлены шиворот-навыворот.

- Да ладно вам - метеосводки, - заявил кто-то гулким басом, - лётчики пьяные, потому и не летим. Экипаж новый ищут.

Мы недоверчиво приняли эту версию - уж очень высок прежний авторитет «Аэрофлота», который хоть и развалился на множество авиакомпаний, а в памяти у всех до сих пор жив рекламный призыв: «Летайте самолётами «Аэрофлота»! Это выгодно и надёжно!» Но сон - коварная вещь, спорщики вскоре поутихли, салон засопел, засвистел и запохрапывал.

Я не принимала участия в споре, периодически открывала глаза, видела бетон взлётной полосы, зелёное поле за ней, и вновь засыпала. Через час появился экипаж, и я пришла к мнению, что не так уж басовитый пассажир не прав, говоря о пьяных лётчиках.

Стюардесса тут же попросила пристегнуться ремнями, что пассажиры сделали с большой радостью. Но рано мы обрадовались. По самолёту забегали лётчики, стюардессы. Засвистел противно и тонко какой-то сигнал. Сколько он свистел, и сколько времени была беготня, я не знаю - проспала. И другие, наверное, тоже. Потому, когда нас попросили покинуть самолёт, мы, осоловелые от сна, наивно полагали, что прилетели в Москву. И лишь оказавшись на знакомом поле, заспанная толпа возроптала: «Что случилось? Почему вернулись обратно?» В ответ на заполошные крики мы получили вежливый и равнодушный ответ - самолёт неисправен, и, быстренько усадив в аэродромный автобус, нас тут же спровадили к вокзалу.