Слышишь, Кричит сова! - [112]

Не знай он истории Цига и Рете, никакого значения этому документу Антон Давыдович придать бы не мог.

Но он знал. Черняков, когда Антон Давыдович показал ему донесение иезуита, казалось, потерял дар речи. Хватанув воздуху, он только сумел проговорить: "Ну вот видишь!" "Вижу",- подтвердил тогда Антон Давыдович, думая о том, чему свидетельством оказалась его находка. Но, если для Чернякова она была подтверждением абсолютной достоверности известной им обоим истории, то Антону она показала еще раз то, над чем он задумывался давно: в книгах рассеяны сведения, на первый взгляд имеющие лишь академический интерес, а попросту говоря ненужные. По одной простой причине, что им невозможно придать значения. Если, конечно, не знать, что за ними стоит.

Сам Дорожняк уже давно с пристальным и направленным интересом отбирал, анализировал и систематизировал факты, которым до него никто значения не придал. И обычное, рядовое донесение безвестного иезуита подтвердило принципиальную верность его поисков. Однако, все собранное за многие годы пока не складывалось в законченную картину. Антону иногда казалось, что не хватает только одного пресловутого "удара кисти", чтобы она стала завершенной. И наконец это случилось. Много позже, но все-таки случилось!

В то утро Антон Давыдович по заведенной привычке, прежде чем подняться к себе в лабораторию, зашел в докторскую. Вопреки названию эта самая "докторская" к медицине отношения не имела. Это был отдельный читальный зал для старших научных сотрудников, который так прозвали завистливые аспиранты в те далекие времена, когда он сам еще принадлежал к "низшему сословию".

Старший библиограф Неонила Яковлевна, которую он по старой памяти звал Нила, на молчаливый вопрос кивнула: - Есть кое-какая мелочь, я тебе отложила.

Антон Давыдович взял два журнала, протянутых ему Нилой, сказал: Спасибо, мать. Я их у себя посмотрю, к вечеру занесу.

В лаборатории никого не было - с утра все на пятиминутке, на которую сам Антон Давыдович по договоренности с начальством ходил только в требующих его обязательного присутствия случаях. Пятиминутка продлится минимум полтора часа, так что время просмотреть журналы есть. Антон Давыдович интереса своего к публикациям, чрезвычайно его занимающим, не афишировал, вполне законно опасаясь, что коллеги, среди которых есть и зубастые и языкастые, сочтут это классическим примером профессорского чудачества. Не станешь же каждому объяснять, почему и что именно тебе нужно, если сам еще бродишь в потемках. Он и Ниле не стал ничего объяснять, просто попросив однажды: "Ты ведь все равно все поступления просматриваешь. Так что, если попадется на глаза информация о чем-нибудь эдаком,- он поискал слово,- ну, необычном, таинственном что ли, газеты любят печатать такое на четвертой странице, так ты откладывай для меня". Нила к просьбе отнеслась с профессиональной серьезностью, и редкое утро Антон Давыдович уходил из библиотеки без очередного "взноса" в быстро разраставшуюся "Антологию таинственных случаев", как он, не мудрствуя лукаво, называл свою коллекцию, вычитав это вполне удачное название, кажется, в "Технике-молодежи".

"Надо же,- усмехнулся Антон Давыдович,- тезки".

Журналы, отложенные ему Неонилой Яковлевной, действительно были полными тезками: французский "Science et vie" и наш - "Наука и жизнь". Антон Давыдович, бормотнув: "Ну-ка, что там пишут господа галлы", раскрыл журнал на странице, предусмотрительно заложенной бумажной полоской - еще одна добрая услуга Неонилы Яковлевны.

"Так-так,- сказал Антон Давыдович,- об этом, по-моему, у меня уже есть", и еще раз пробежал небольшую заметку, в которой поверилось о странной находке австрийского физика Гурльта, обнаружившего в конце прошлого века стальной параллелепипед весом в 786 граммов.

В находке не было бы ничего странного, если бы она не была обнаружена в пласте каменного угля, чей возраст перевалил за несколько миллионов лет.

"Забавно все-таки,- подумал Антон Давыдович,сталь в природе не существует, она дело рук человеческих.

А тут, как говорится, человека еще и в проекте не было, а стальной брусок есть..." Некоторые соображения у него на сей счет были, хотя факты такого рода его интересовали только своей необычностью, поскольку практического значения для предпринятого им поиска не имели.

Одну из папок "коллекции" Антон Давыдович тем не менее специально отвел и для "ненужных" фактов, так как в общей картине мира, рассматриваемой с его точки зрения, они на определенное место рассчитывать могли. Антон Давыдович выписал на всякий случай заметочку и, порывшись в столе, вытащил папку, на которой значилось недвусмысленно: "Не нужно". Здесь он хранил все найденное в свое время об алмасты и о следах непонятного характера. Информацию о "снежном человеке" он сохранял, так сказать, из сентиментальных соображений: как никак, с него все начиналось.

Листая записи, Антон Давыдович некоторые откладывал, не читая, а некоторые пробегал глазами по диагонали, и только немногие перечитывал внимательно.

"Наши сведения о случайных встречах с такими существами слишком регулярны, обильны, конкретны и схожи, чтобы их можно было объяснить суевериями или злостной мистификацией. Сведения хорошо согласуются между собой, причем в таких деталях, смысл которых понятен только специалистам (биологам и антропологам). У нас уже есть тысячи свидетельств. Сведения систематизируются по географическому признаку. Наибольший успех сулят поиски и исследования в некоторых районах Кавказа, Средней Азии, а также МНР. Есть обнадеживающие данные по Северной Америке и КНР",- Антон Давыдович посмотрел на подпись - доктор философских наук, профессор Поршнев, вспомнил: "Да-да, у него еще была большая статья в "Вопросах истории".