Служители ада - [106]

— Дурачье! За мою смерть всех вас изжарят на медленном огне. Без охраны никогда не хожу, знают, куда я пошел.

— Не узнают, куда вошел «пан доктор», — ласково говорит парень с кинжалом. — Вход в нашу крепость прошел экзамены, искали не раз.

Медленно ушла в сторону часть подвальной стены, завели Гринберга на небольшую площадку. Так же бесшумно тайная дверь заняла свое прежнее место, снова возвышается сплошная стена — без щелочки, без какой-либо трещинки. По крутой винтовой лестнице Гринберга свели в штаб подполья.

Табачный дым, перемешанный с сырым спертым воздухом, заполняет угрюмый подвал, еле различимы серые бетонные стены.

За столом в освещении тусклого света, керосиновой лампы сидят трое. Председательствующий торжественно объявляет:

— Суд львовского гетто в составе Якова Шудриха — скорняка и поэта, Натана Горовица — журналиста и Хаима Тышлера — бывшего рабочего фабрики «Аида» будет рассматривать дело начальника службы порядка Рафаила Гринберга. Обвиняется в уничтожении узников львовского и рава-русского гетто.

2.

Никогда не забыть Фире день казармирования львовского гетто: вернулась с фабрики и не застала детей. Утрата своих сыновей — незаживающая рана. Может, поэтому приемные сыновья стали так же дороги, вросли в Фирину жизнь. Неистребима потребность материнского сердца о ком-то заботиться, кому-то отдавать свою теплоту. Когда приемные дети превратились в родных, увидела в них цель своей жизни, фашисты опять расстреляли любовь материнскую. Как пережила? Такова повседневная действительность гетто: в каждой комнате каждого дома «А»- и «Б»-гетто теряют жен, мужей и детей. Жизнь еще «счастливых» родителей заполняют неразрешимые трудности: как спрятать детей от убийц, как их накормить?

Работницы фабрики Шварца занимают два больших дома, соединенных двором. В комнате Фиры — одиннадцать женщин и четверо скрытых от смерти детей. По негласному распоряжению Шварца, в блоках фабрики не разыскивают нелегальных детей, ставших дополнительным стимулом для матерей в непосильной работе. Не только для матерей — для всех жительниц комнаты. И они спасают детей, Фира в этих заботах нашла утешение.

Работницы фабрики разделены на две смены, каждая смена работает по двенадцать часов. Места на нарах тоже разделены на две смены, на них спят по очереди. Ровно в четыре утра встает первая смена и под веселую музыку фривольной немецкой песенки «Роземунда» марширует на фабрику.

Немецкий фабрикант Шварц справедливо разработал расписание смен, позаботился о своих бесплатных работницах. В пять утра первая смена приступает к работе, в семнадцать — заканчивает. У работниц достаточно времени для своих женских дел и чтоб выспаться. Вторая смена приступает к работе в семнадцать часов, к шести утра — уже дома. Целый день имеют для сна и домашних забот. И питание Шварц организовал справедливо. Кормят, конечно, только тем, что положено еврейкам, но дают сполна, порядок строжайший. Обо всем герр Шварц позаботился, только не понимает, почему они, неблагодарные, так мрут. Не обижает, бережет их, должны добросовестно отрабатывать до запланированного последнего дня. Недалек этот день, но каждый час должен приносить прибыль. Не станет евреек — уедет из Лемберга. Ни к чему заново начинать, подготавливать новых работниц. Труд украинок очень дешевый, но все же подороже еврейского. Позаботился фюрер, в фатерлянде хватит украинок, под надзором немецких надсмотрщиц будут еще лучше работать.

Не знает Фира планов герра Шварца, каторжно трудится с пяти до семнадцати и с семнадцати до пяти. Остальное время отсыпается и помогает Рахили кормить и выхаживать двухгодичную дочку Эсфирь. Рахиль не сестра, только тезка сестры. Эсфирь родилась раньше племянницы, когда в гетто еще разрешалось рожать. Помогая Рахили, Фира думает о любимой сестре, утешается тем, что добрые люди так же нянчат племянницу. Стала Фира второй матерью малютки Эсфирь. Когда Рахиль дома — сама нянчит дочку, когда уходит со своей сменой на фабрику, Фира приступает к материнским обязанностям.

В тот вечер, когда пришел Фалек, Фира уже свои часы отработала. Разглядывают женщины незнакомого визитера, посторонние мужчины сюда не заходят. У двух женщин уцелели мужья, у одной — брат.

Рад Фалек свиданию с Фирой и смущает присутствие женщин — полураздетых, спящих, занятых своими делами.

— Может, выйдем в коридор? — предлагает он Фире.

— Выйдем! — соглашается Фира. И ей хочется без посторонних побеседовать, вспомнить безвозвратное прошлое — сыновей, сестру Рахиль, ее мужа, детей, даже плохого соседа, ставшего мужем. Вышли. На руках у Фиры — Эсфирь, прижалась к груди, теребит волосы.

— Чья эта прекрасная девочка? — разглядывает Фалек ребенка.

— Рахили!

— Сестры! — обрадовался Фалек, что жива его «крестница». — Надеюсь, все в порядке у Певзнеров?

— Это дочка соседки Рахили, — безучастно ответила Фира. — Не знаю, что с Певзнерами, не хочу зря терзаться. Какая разница — вчера, сегодня или завтра, один конец.

— Надо жить и дожить до победы, — взволнованно говорит Фалек и думает: «Смог бы перенести столько бед, сколько выпало на Фирину долю?!».