Ужин был уже съеден, наказанные успокоились, служитель Жизни торопливо бормотал слова ритуала вслед уже зашедшему солнцу. Кое-кто уже укладывался спать, Фурими давал подробные инструкции часовым. На этот раз, сторожить сон товарищей должны были сразу по три бойца.
Как ни странно, первым неладное ощутил тот самый, надоедливый аристократ. Возможно, потому что уже улёгся. Обычно, на наглое такое предложение заткнуться, у Фурими находилось что сказать. Но как только шум разговоров утих, странный усиливающийся шорох услышали все. Как будто ветер перебирает тростниковые занавеси. Или песок пересыпается в песочных часах. Очень больших часах, с гору величиной.
Внезапно, на улице стало светлеть. Столпившиеся у окон и дверей люди с недоумением смотрели на слабо светящиеся маленькие смерчи, аккуратно собирающие пыль с улиц и из домов. Как будто какой-то безумный маг вдохновился идеей Фурими и принялся наводить порядок в городке доступными методами.
Син на миг задохнулся от нахлынувшего ощущения, пришедшего разом от собственных и чужих печатей. Неупокоенные! Много, со всех сторон! Эти смерчи?
Постепенно светящиеся воронки превращались в призрачные силуэты, целенаправленно шагающие прямо к казарме. Голые, мерцающие, покрытые рябью. Шорох прекратился, но и шагов слышно не было.
— Дверь! — в несколько голосов взвыли временные обитатели казармы.
Стоящий в дверях солдат отпрянул, но первый призрачный силуэт уже встал в дверном проёме. Сейчас, в полутьме казармы было легко различить подробности сформированного пылью лица. Немолодой, невысокий мужчина, кряжистый, с тяжёлыми натруженными руками. Но эти руки он тянул к бойцу.
Ветеран одним движением выхватил меч и нанёс удар. Отличный, мощный рубящий удар наискось, способный разрубить беззащитного человека по диагонали или глубоко рассечь тело вместе панцирем. Лезвие беспрепятственно прошло сквозь неосязаемого врага и со звоном и искрами оставило глубокую зарубку на камне дверного проёма. Лишь пара струек пыли протянулась было вслед за мечом — но тут же втянулась обратно, восстанавливая целостность фигуры. А затем призрачный старик обнял бойца, как вновь обретённого родственника.
Несколько очень долгих биений сердца растерянные люди смотрели на товарища, замершего в объятьях мертвеца. Свечение окружило бойца, пыль осела на него плотным коконом, и почти сразу осыпалась. Медленно и очень тихо ветеран опрокинулся навзничь, зазвенел покатившийся меч. Кто-то всхлипнул рядом, кто-то выругался. Только что стоявший в проёме боец был немолодым, но очень крепким и плотным ветераном. Сейчас ногами к дверному проёму лежал совершенно седой, иссохший от глубокой дряхлости старик. Мёртвый старик.
— Назад! — рявкнул Син, отбрасывая кого-то с пути. — Это воинство Праха! Не прикасайтесь к ним!
Споткнувшись впопыхах о тело ветерана, жрец оказался у дверей лицом к лицу с призрачной девушкой. Даже сейчас её личико было миловидным, а роскошная фигура заставляла жалеть о том, что эта встреча состоялась слишком поздно.
Кровавый меч ударил почти против его воли, пронзая воздух. Но в этот раз даже это страшное оружие оказалось бессильным. Слишком зыбкой и неуловимой была связь этих проклятых душ с их неосязаемыми телами.
Тонкие руки обняли Сина, неосязаемое тело прижалось — и отлетело. Гнев Госпожи обжёг Супруга изнутри. Жрец захлопнул дверь, ещё успев увидеть удивление на вновь формирующемся из столба пыли молодом лице. Удивительно. Он уже не первый год, как верховный жрец, случались за это время разные приключения, он даже не смог бы вспомнить всех женщин, подаривших ему ночь любви, а Милосерднейшая приревновала его к мёртвой! Или ей из иного мира все живые кажутся далёкими и несущественными, а именно неупокоенная видится реальной соперницей?
— Что нам делать? — Фурими, как обычно, высказал общий вопрос. — И что это за пакость?
— С плащами — к окнам, ко всем щелям! Отгонять их ветром, этот прах очень лёгок, души не удерживают. Не прикасаться!
Команды в этот раз выполнялись молниеносно. И всё равно едва не опоздали, в двух окнах — бойницах уже начало разгораться сияние протискивающихся мертвецов. Простого ветра от плащей не хватало, воины срывали с себя ремни, скручивали одеяла жгутами и хлестали призрачные силуэты, по частям выбрасывая незваных гостей из казармы. Неожиданно эффективной здесь оказалась плеть плюща, со всеми её жесткими листьями. Зелёный с воодушевлением стегал неупокоенных, плеть хлестала с такой скоростью и силой, что казалась живой.
— Ты встречался с такими тварями раньше, мастер?
— Только читал в одном старом свитке из библиотеки Храма. Когда-то несколько городов были уничтожены этим страшным проклятьем. Проклятые души не могут упокоиться и бродят ночами. Солнце обращает их в прах — но ночью всё повторяется. Для них есть только один способ освободиться — напитать свой прах жизненной силой живых и пробиться в мир мёртвых, следуя за душой жертвы.
Фурими некоторое время смотрел на него, что-то обдумывая.
— Их же здесь сотни, — проскулил вмиг утративший всю самоуверенность наглый аристократ. — Говорил, я тебе, Фурими, возьми солдат побольше, сейчас бы пригодились!
