Служитель египетских богов - [74]

Не окажете ли вы мне честь, посетив меня послезавтра, ближе к закату? Я буду дома, и мы сумеем без помех обо всем переговорить. Уточним наши планы, а также обсудим, что делать с судьей Нумаиром, вернее, с его настойчивыми стремлениями перейти все границы разумного в наших с ним отношениях.

С искренним уважением,

профессор Ален Бондиле.

16 мая 1827 года, Фивы».

ГЛАВА 3

Халат был в крови — от воротника до подола, как, впрочем, и рукава, закатанные выше локтей, и словно покрытые ржавчиной руки. Но он не обращал на это внимания. Он стоял, прислонившись к стене, и тупо смотрел в ночное пространство.

— Господин доктор, — позвала Яантье.

— Что? — спросил он отрешенно.

— Я беспокоюсь. Вы чересчур быстро покинули лазарет.

— Он умер, — бесстрастно произнес Фальке.

— Он был тяжело ранен, — сказала Яантье. — Его нельзя было спасти.

— Будь у меня подходящее оборудование, я мог бы справиться.

— У него были сломаны ребра и повреждены легкие, — спокойно продолжила Яантье. — Если бы вы и вытащили его, то все равно ненадолго. В этой стране инвалиды не выживают. — Она помолчала, потом тем же тоном сказала: — Приехала мадам де Монталье.

Фальке отвернулся.

— Она хочет поговорить с вами, — не отступалась голландка. — Я обещала ей вас найти.

— Я не могу сейчас с ней говорить. — Он оглядел свои руки.

— Так ей и сказать? — спросила Яантье.

— Да. Именно так.

Голландка ушла и через минуту передала Мадлен слова доктора, а от себя добавила:

— Смерть землекопа — большой удар для него. В последние пять дней мы потеряли четырнадцать пациентов. Этот случай был самым сложным. — Она кивнула, указывая на двери приемного помещения. — Теперь, когда всем известно, что здесь открыт лазарет, люди идут к нам потоком. Доктор Фальке сбивается с ног. В этом году у нас вдвое больше больных, а помогают ему только я и Эрлинда. — Яантье слегка приосанилась. — Но я не жалуюсь.

— Хотя у вас есть на то все основания, — сказала Мадлен, и взгляд ее сделался жестким. — Как получилось, что он здесь один?

Яантье в раздумье сцепила на животе пухлые пальцы.

— Сюда должны были приехать еще два врача и три медсестры. После того как мы обустроимся. Но одно дело — сказать, что ты будешь там-то и там-то, и совсем другое — сдержать свое слово. Отчеты доктора, посылаемые в Европу, лишили его коллег храбрости. Один испугался заразы, другого не пустила родня. Конечно, куда приятнее сидеть где-нибудь в Тюбингене. — Она развела руками. — Трусы и есть трусы, вот что я вам скажу.

— А что же медсестры? — поинтересовалась Мадлен.

— О них ничего не известно. Ни одна не приехала. — Голландка поморщилась. — Мы пытаемся как-то помочь. Делаем все возможное, но этого мало. И всегда будет мало.

Те же чувства, наверное, испытывал и Сен-Жермен, глядя на несчастных, валяющихся во дворе Дома Жизни, подумала вдруг Мадлен и дотронулась до запястья голландки.

— Велите кому-то из слуг подменить вас, а сами ступайте-ка отдыхать. Вы устали не меньше доктора Фальке.

— Времени нет. — Яантье повернулась, чтобы уйти.

— И никогда не будет. Вы должны научиться выкраивать его для себя, — строго сказала Мадлен и спросила: — Где мне искать доктора?

— В старом саду. — Яантье помрачнела. — Если кому и нужен отдых, то это ему. Он окончательно измотался.

— Может быть, он согласится прогуляться со мной? — предположила Мадлен. — Прогулка ведь тоже отдых.

Яантье склонила голову набок.

— Все лучше, чем прятаться от приличных людей, — решила она и лукаво прищурилась. — Он тоже порядочный человек. И кстати, очень хороший, хотя сейчас и не в духе.

— Догадываюсь, — кивнула Мадлен. — И буду с ним терпелива.

— Вот и прекрасно, — пробормотала довольно голландка. — Я знаю, что вы не захотите его огорчить, и полностью вам доверяю.

— Благодарю, — сказала Мадлен и добавила: — Постарайтесь заботиться о себе не меньше, чем о тех, кто обращается к вам за помощью. Иначе никакой пользы не будет. Ни вам, ни кому-то еще.

— Сначала я управлюсь с двумя ребятишками, — решительно заявила Яантье, — а потом посмотрю. — Она поспешила к дверям, ведущим в приемный покой, на ходу поправляя свою медицинскую шапочку.

Мадлен вошла в сад и тотчас же обнаружила, где скрывается Фальке. К укромной скамейке ее привело не только зрение, способное игнорировать тьму, но и запах подсыхающей крови, смешанный с ароматом жасмина.

— Кто тут? — спросил немец, не оборачиваясь.

— Я, — сказала она и застыла.

— О Господи, — прошептал Фальке. Мука его была так велика, что, несмотря на отчаянные попытки подавить подступавшие к горлу спазмы, он разрыдался.

Она положила руки ему на плечи, прямо на кровавые пятна.

— Фальке…

— Уйдите, уйдите, — прерывисто выдохнул он.

— Нет.

Он яростно выругался.

— Вы не можете всех спасти, — тихо сказала Мадлен. Она провела рукой по его волосам. — Такое никому не под силу.

— Но они приходят ко мне. Они верят в меня. — Фальке дернулся, но безуспешно, ибо хрупкие женские руки, его удерживавшие, словно окаменели.

— А если бы вас тут не было, к кому бы они приходили?

Вопрос повис в воздухе. Мадлен обошла скамейку и села с ним рядом.

— Послушайте, Фальке, — ласково заговорила она. — Вы ведь не ангел, обладающий целительной силой. Ни один человек не является таковым.