Служили два товарища... - [9]
— Понятно, — сказал я, — мысль не особенно хитрая.
— Ну и пусть не хитрая, черт с тобой, пусть я не хитрый, зато эта гражданочка, которую я вчера с ее бальным платьем к немцам сбросил, она хитрая. Не понимаешь? Ладно. А давай все же попрощаемся, вдруг тебя переведут...
— Типун тебе на язык, — сказал я. — Вот увидишь, не переведут!
— Ладно, — сказал Вася Калугин, — не горюй, воевать всюду можно.
Мы расцеловались. Я взял чемодан и пошел в автобат.
И вот я снова в Ленинграде, снова на твердой земле, снова в «порту». Первым делом отправился в Адмиралтейство. Меня принял какой-то майор береговой службы, повертел пропуск и вызов.
— Борисов? — спрашивает. — Лейтенант Борисов?
— Так точно, — говорю, — Александр Евграфович.
— Ну так приходите завтра. Начальник раньше не приедет. Можете быть свободным.
Начальству, конечно, видней. Я вышел из Адмиралтейства, прошелся по Саду трудящихся. Студенты там рыли укрытия.
Как быть? Ехать в часть на день — не хочется. Решил: дай поживу в «Астории», чем черт не шутит, ведь я в «порту», и сама судьба предоставила мне отпуск. Тут я первым делом вспомнил о Вере. Но, как назло, оказалось, что записную книжку я оставил в части, сунув по ошибке в старый китель Калугина, как я потом узнал. Справочные адресные бюро не работали. Изругав себя последними словами, я все же поехал на канал Грибоедова. Мне помнилось из разговора, что она жила где-то там.
Если вы бывали в Ленинграде, то, конечно, знаете, канал Грибоедова — не переулочек с четырьмя домишками. Битых три часа гулял я по его набережным, и по правую руку и по левую, надеясь на счастливую встречу. Ребятишки смотрели на меня с любопытством. Мальчики вытягивались и отдавали честь. Они продолжали играть в войну, плохо понимая, что проклятая старуха с косой стоит у них за плечами. Наконец я плюнул и отправился в гостиницу.
Не без любопытства вошел я в огромный дом (до этого я жил в общежитиях и туристских базах, а в гостиницах не живал), подал командировочное предписание и спросил номер.
— Пятьсот тринадцатый, — сказала барышня, не поворачиваясь от конторки.
И не успел я опомниться, как лифт поднял меня куда-то вверх и коридорная ввела в солнечный веселый номер, где на письменном столе под затейливой лампой с пестрым абажуром, прожженным папиросой, лежал ворох старых газет — наследство от моего предшественника. Я надел воскресную пару, сунул чемодан в пустой шкаф и спустился в ресторан. Там все еще, как в мирные времена, казалось весело: стучали ножи и вилки, и расторопно бегали официанты в белоснежном, с салфеткой на левой руке.
Весь вечер я бродил без цели по улицам. Вышел на Неву. Яркий оранжевый осенний закат, какого я никогда прежде не видывал, охватил все небо. Он был как огромный пожар, всюду лежали его отблески. Надвигалась ночь. По Невскому шел народ из театра. Перед окнами ТАСС, у магазина напротив Екатерининского садика, стояла толпа. Мне не хотелось читать сводку: я видел по лицам, что она без перемен.
Вернувшись, я долго пил в номере чай и думал все о том же, о чем думал в эти дни каждый советский человек, каждый военнослужащий: почему враг под Ленинградом и как это случилось. И я снова вспоминал о ста семидесяти немецких дивизиях, в полной боевой готовности придвинутых к границам нашей Родины, о вероломстве врага. И вновь, и вновь я вспоминал девятнадцать своих боевых вылетов и фашистские танки, которые мы бомбили, кромешный ад на земле, самоотверженность товарищей, и мне захотелось, чтобы Вера была здесь, рядом со мной.
В номер постучали. Отворил двери... вошла коридорная проверить затемнение.
Я попросил у нее какую-нибудь книгу, она пообещала поискать и через минуту вернулась.
— Вот, — сказала она, — нет у меня другой книжки, только эта, а я все равно не могу читать. — Глаза у нее были красные от слез.
Книжка оказалась руководством по тушению зажигательных бомб. Я отложил ее, погасил свет, отворил окно и заснул под стук метронома.
В полдень отправился в Адмиралтейство. Меня вежливо встретил все тот же майор.
— А, — сказал он, — Борисов, Александр Евграфович? Помню, помню, вы ведь штурман? Познакомьтесь с новым фотооборудованием, оно на денек задержалось... Где вы остановились? Приходите послезавтра.
Так вот зачем меня вызвали в Ленинград! У меня отлегло от сердца: я оставался в своем полку, с товарищами, с Васей Калугиным, среди людей, которых я любил!
«Что же делать почти два дня?» — спросил я себя, выходя из Адмиралтейства. И случай (в старину сказали бы — судьба) ответил на мой вопрос: едва выйдя на Невский, я увидел Веру. Она шла навстречу спокойно, будто гуляя. Не помню, в каком она была платье, с какими горошками, это, знаете, не по моей солдатской части, но что хороша она была — это так. Удивилась и обрадовалась, и даже испугалась — все в одно время.
— Вот сколько лет не встречались, а теперь через день, — сказал я, протягивая руку и с трудом скрывая волнение.
— Я ведь последние два года не жила в Ленинграде — в Москве у тетки... училась... — заторопилась от смущения Вера, — сейчас ходила к подруге, помогала укладываться, у нее трое ребят.
Многообразный нравственный опыт военного журналиста отразился в повестях «Служили два товарища...» и «Трое».
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.