Служба в потешных войсках ХХ века - [98]

Алексеев затормозил и Отян спросил:

– Чего Вам, батя?

– Ребятки, сделайте мне одолжение. Уважьте инвалида войны. Я в лесничестве дрова выписал, а подвезти нечем. Я в селе рядышком, всего пару километров отсюда живу. Почтой заведую. И дрова рядом.

Он так искренне просил, что захотелось ему помочь. Тем более, что тогда было уважительное отношение, даже трепетное, к инвалидам со стороны простых людей.

(Это сейчас в Кировограде, зная, что Банников, заслуженный перед страной человек, лишился ноги и стал беспомощным, его четыре раза грабят, вынося из погреба и сарая всё: картошку, лопаты, мешки, домашний инвентарь)

– Ну что хлопцы? Поможем бывшему солдату?

– Чё за вопрос? – прошипел Женька. – В момент.

– Женька, полезли в кузов. Садитесь, батя, в кабину.

– Ой, спасибо, ребята. Нам только надо подъехать к леснику и показать машину. Он в зависимости от марки записывает количество дров.

Показавши машину леснику, поехали к дровам, сложенным на поляне.

В этой машине ещё на заводе сделали высокие борта и количество дров, погруженных на машину оказалось в два с лишним раза больше выписанных инвалидом.

Село находилось рядом, а почтовое отделение, служившее одновременно домом для почтовика, на самом его краю. Выгрузили дрова и хотели уезжать, а мужчина стал благодарить и совать ребятам деньги.

– Вы, что, батя?

– Ну вы ж уважили, работали.

– Не за деньги мы работали.

– Возьмите, я прошу.

– Мы обидимся, батя.

– Ну, не хотите, так я вам самогон дам.

– Самогон возьмём, – обрадовался Яценко.

Трёхлитровый бутыль самогон вынесла жена, она же и почтальон, и уборщица почты.

Женька принимал самогон, как принимают мужчины первенца вынесенного из роддома. Он даже погладил банку и проговорил:

– Ты ж мой хороший.

Кто-то из ребят сказал:

– Смотри, Женька, не урони.

– Вы что? – ответил Женька и они поехали в карьер.

Не знал тогда ещё Отян, сколько неприятностей принесёт ему эта трижды ним позже проклятая банка самогона. Лучше бы она тогда разбилась и не принесла ему столько унижений, а многим злорадства на его унижения. Но это будет завтра, а сегодня, наскоблив несколько ящиков мёрзлого песка, они вернулись в часть.

К обеду они не успели и пошли в офицерскую столовую для лётчиков, и показали поварам, солдатам из своей части, банку c самогоном и предложили составить им компанию, если те их покормят. Один из поваров, первогодок, по кличке Длинный, работал до армии поваром в ресторане "Метрополь" и специализировался там на приготовлении отбивных. Оказывается, в больших ресторанах существовало разделение труда, чего многие не знали. Длинный любил выпить, обрадовался и сказал, что нет мяса, вот если нальют в бутылку самогон, он поменяет его на мясо и сделает классный обед и ужин одновременно. Тем более что офицеры сегодня ужинать не будут. Они забрали еду продуктами.

Длинный выскочил с бутылкой на улицу и через минут десять вернулся с большим куском свинины.

– Ладанов за водку что хочешь, отдаст. А так, такой жадюга, что умирать от голода будешь, а он тебе куска хлеба не даст.

Ладанов был ефрейтор сверхсрочник, маленький, толстенький, препротивный тип. Он был настолько жадным, что, боясь прыгать с парашютом, делал это ради денег. Однажды во время прыжка он в воздухе подошёл близко к другому парашютисту, молоденькому солдату по фамилии Смирнов. Не разобравшись в том, зачем парашютистам дают нож, он достал его и приготовился резать стропы на парашюте Смирнова. Смирнов, увидев вытянутую руку Ладанова стал ему кричать.:

– Товарищ ефрейтор, не режьте мне стропы! Не надо!

Но Ладанов, подойдя ближе, перерезал ему две стропы. Смирнов (на земле это слышали) стал истерически кричать, плакать и просить Ладанова больше не резать. К счастью, они разошлись и благополучно приземлились. Смирнов, беленький и нежный, как мальчонка, солдатик, и на земле продолжал заливаться слезами.

Когда Ладанова спросили, зачем он резал стропы, он ответил:

– Нам Отян так велел.

– Так я же говорил, если запутаетесь в стропах.

– Так мы ж могли запутаться.

Поняв, что с дураком нельзя иметь дело, Анатолий больше не давал Ладанову возможности прыгать, что тот умудрялся делать в его отсутствие. Шагиахметов за кусок мяса укладывал ему парашют.

Длинный и второй повар быстро сделали замечательный обед, не хуже "метропольского". Все семеро выпили по двести грамм самогона и поели по-царски. Оставшийся литр самогона перелили в бутылки, и Отян сказал поварам, чтоб запрятали их на другой раз.

Сытые и довольные они возвращались в эскадрилью. Начало темнеть, и подмораживать. Ребята шутили, дурачились, и пока дошли до эскадрильи хмель из них почти улетучился.

Анатолий снял шинель, шапку, повесил их на вешалку и как был в валенках сел на свою кровать и принялся читать Флобера. Читать было интересно, он сейчас жил чужой, неизвестной ему французской жизнью, не видел, и не слышал того, что происходит вокруг него в казарме.

Когда дочитал до одного из кульминационных мест книги, где обманутый муж сбрасывает с высокого берега в реку крытый тарантас с женой, сделавшей его рогатым, и её любовником, Анатолий услышал, как кто-то сзади ударил его не очень сильно кулаком по уху. Отян обернулся и увидел стоящим на его кровати пьяного в дым Яценко. Он криво бессмысленно улыбался. Как иногда бывает с Отяном, у него кровь ударила в голову, в груди закипела ярость, он вскочил на кровать, ударил Женьку ногой в валенке, тот перелетел через две кровати и плюхнулся на третью.