Служба - дни и ночи - [20]

— И что ты за копейку каждую дрожишь, наоборот, дал бы лишний рубль таксисту, тот бы, если понадобилось, язык за зубами придержал. Не пойму я тебя, почему ты жадный такой. Денег кучу имеешь, не знаешь сам, сколько их у тебя, а за каждый рубль дрожишь.

«Старик» улыбнулся:

— А может, я поэтому и дрожу за каждый рублик, потому что не знаю, сколько их у меня. А вдруг последний отдаю! — И неожиданно со злобой прикрикнул на дружка: — Послушай, ты, молокосос! Не суй нос не в свои дела и не напрашивайся, а то может так случиться, что пожалеешь!

И опять более сильный и молодой Мхитарян спасовал перед стариком:

— Да ты не обижайся, я просто так... хотел, чтобы лучше было, таксист же обозленный от нас уехал, запомнил.

— Не знаешь ты таксистов, они же, наоборот, лучше запоминают тех, кто в лапу дает. Ну ладно, пошли.

Они прошли два квартала и вышли на площадь Якуба Коласа, спустились в подземный переход и вскоре были на другой стороне проспекта. Затем сели в трамвай и минут через двадцать были у дома, куда стремился Абдураимов. Он приказал напарнику подождать, а сам налегке, без чемоданов, вошел в подъезд. Каганович был дома. Увидев «старика», обрадовался:

— Как хорошо, что ты приехал, входи. Я сейчас в магазин сбегаю.

— Ты один дома?

— Конечно. Правда, думал кое-кого для души пригласить, но раз ты приехал, отложу на другой день. Ну что ты стоишь у порога? Проходи.

Абдураимов испытывающим взглядом окинул комнату, заглянул в другую и сказал:

— Я не один приехал, пойду друга позову.

Он вышел из квартиры и вскоре возвратился в сопровождении Мхитаряна.

— Зови его Аликом, — сказал «старик» Кагановичу.

Хозяин обратил внимание, что гости не оставили в прихожей чемоданы, а прошли с ними прямо в комнату. Каганович снова засуетился.

Он снял с дверной ручки висевшую хозяйственную сумку и вышел из квартиры.

— У него остановимся? — спросил Мхитарян.

— Посмотрим, — неопределенно буркнул Абдураимов и, поднявшись со своего места, переставил чемоданы за диван.

Вскоре вернулся Каганович. Он быстро накрыл стол, поставил три бутылки водки, закуску.

«Старик» пил много и жадно, не обращая ни на кого внимания, закусывал. Он руками разрывал курицу, откусывая большие куски, и, казалось, не пережевывал. Мхитарян не отставал от Абдураимова, он выпил водку залпом и сразу же набросился на еду. Каганович уже после второго тоста закурил. Мхитарян, не отрываясь от еды, блеснул черными глазами.

— «Мальборо» тянешь?

— Другие не курю, — небрежно ответил Каганович и самодовольно откинулся на спинку стула. — Люблю красивую жизнь, ведь она у меня одна, и прожить ее нужно так, как мне хочется.

После пятой или шестой рюмки Каганович неожиданно возвратился к своим мыслям о «красивой» жизни.

— Ну скажи, «старик», — обратился он к Абдураимову, — что это за жизнь — деньги есть, а тратить нельзя?

Абдураимов смачно облизал жирные пальцы, налил стакан лимонада, выпил его и только после этого ответил:

— Ты молодой и, если будешь жить с головой, то многое получишь. Не надо только горячку пороть. Вот, смотрю, американские сигареты куришь, хвастаешь ими, а ты их, эти сигареты, из пачки вытащи да переложи в другую — в «Приму» или в «Стюардессу». Зачем внимание к себе привлекать? Кого удивить хочешь?

— Так я же просто так, — смутился Каганович, — ради вашего приезда. На работу только «БТ» ношу.

— И баб «БТ» угощаешь?

— Ну, нет, женщин я не могу не угостить красиво, — возразил с улыбкой Каганович, — они ведь такие создания, не покажешь блестящую вещицу — не клюнут.

— Ну ладно, к черту это, — прервал его Абдураимов, — лучше скажи, как дела в Минске, милиция не интересуется тобой?

— Нет, по-моему, им не до меня, да и я не лыком шит, понимаю, что к чему.

— Дай бог. А кого сегодня ждешь?

— Сегодня? Считайте, что никого, а в чем дело?

— Устали с дороги, если не возражаешь, переночуем у тебя, а завтра о делах поговорим.

Каганович не возражал, и гости остались у него.

На следующий день утром, после завтрака, Каганович пошел на работу, пообещав, что он отпросится и к обеду будет дома. Мхитарян направился к магазину по продаже автомобилей. Он не мог сидеть без дела и, уходя, спросил:

— Если найду клиента, поможешь?

— Помогу, только смотри, сам на удочку не попадись.

Мхитарян вышел и, не торопясь, пересек двор. На улице он спросил проходящего мимо мужчину, где расположена парикмахерская, и направился туда.

Через полчаса он вышел из небольшой парикмахерской подстриженным и гладко выбритым. Остановил такси и через двадцать минут уже входил в магазин, где продавались автомашины и различные части к ним.

Людей было великое множество. Одни толпились у прилавков, где продавались различные запасные части, другие атаковали дверь, где красовалась надпись «Директор», третьи внимательно рассматривали объявления, висевшие на доске у входа. Мхитарян окинул всю эту картину опытным взглядом и, повернувшись, вышел из помещения. Его не интересовали посетители, толпившиеся в магазине. А вот те, которые невдалеке окружили с десяток «Жигулей» и «Москвичей», привлекали внимание Мхитаряна. Но он не торопился подходить к ним. Стал в стороне и минут пятнадцать внимательно рассматривал людей.