Слушай, тюрьма! - [19]

Шрифт
Интервал

Сними обувь, здесь земля святая. Здесь Господь. Здесь Его покой. Но войти туда можно с умом и сердцем, очищенным покаянием.

Мое путешествие начинается вновь. Каждый день - это отрезок пути. Я должна идти, я должна пройти этот путь.

Лефортовские коридоры стали короче.

Меня судят за "Надежду", меня спасает "Надежда". Я читаю ее. Я учу наизусть ее тексты. Это голос Церкви. Маленькие желтые книжечки станут судебным делом. Они лягут в казенные тюремные папки. Предание Церкви. Земная жизнь Пресвятой Богородицы. Описание ее чудот-ворных икон. Жития Святых. Проповеди святых Отцов. Духовные наставления священников. Письма новомучеников своим духовным чадам, мои статьи о необходимости проповеди христианства в культуре.

Почти десять лет напряженной работы, десять лет Христианского чтения, изучения духовного наследия Православной Церкви. Живая вода, обещанная Христом. Ее хотят заточить в казенные папки.

Их кладут передо мной на стол. Это - мое "дело", пришла пора его закрывать.

Я с жадностью читаю "дело", это - встреча с Церковью, с "Надеждой", с теми, кого я давно не видела, передо мной протоколы их допросов.

Я прощаюсь с книгами "Надежды". Увижу ли я их когда-нибудь?

Мое сердце, моя память должны вместить то, что хотят заточить в тюремные папки. Господь снова дарует мне Надежду, чтоб через нее спасти меня.

Я возвращаюсь в камеру после каждого свидания с моим "делом". "Что с вами? Почему вы радуетесь?" - недоумевают мои соседки по камере, теперь их двое, вторую поместили к нам недавно, она рассказывает ужасы, которые ожидают меня. "Вы умрете в лагере", - говорит она чуть ли не десять раз на день.

Страх рождается в пустоте. У него нет природы, он возникает в безводной пустыне, жажду-щей живой воды, обещанной Христом. Значит, в сердце, где Он хочет создать Себе обитель, не должно быть ни мгновения пустоты. Ибо, по Его слову, выметенная и чистая горница немедленно наполняется бесами, куда более свирепыми, чем те, которые только что были выметены оттуда. Ни одного мгновения безбожного бытия, ни одной минуты отдельного от Бога бытия...

Это невозможно заточить в тюремные папки, это невозможно забыть, это невозможно отнять. Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить (Мф. 10, 28), - говорит Господь Своим ученикам. И они проверяют эту истину жизнью. Ибо я уверен, - говорит Апостол Павел, - что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем (Рим. 8, 38-39).

Ни одного мига пустоты, ибо страх рождается в безбожной пустоте. У него ведь нет природы.

Это - начало пути. Как я хочу войти в Твой преблагословенный покой!

Но - это долгий путь, знаю я, чем больше моя жажда, тем отчетливей я понимаю свое ничтожество, свое недостоинство, свою "несовместимость" с теми, кто вошел и войдет в этот преблагословенный покой. Посему Я вознегодовал на оный род и сказал: непрестанно заблуждаются сердцем, не познали они путей Моих; посему Я поклялся во гневе Моем, что они не войдут в покой Мой (Евр. 3, 10-11).

Лефортовские коридоры стали еще короче. Остается последний день прощания с "Надеждой". А потом - суд. Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить (Мф. 10, 28), - повторяет мне Господь. В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир (Иоан. 16, 33), - повторяет мне Господь.

"Я боюсь больше Бога, чем прокурора", - говорю я следователю, пугающему меня прокурором. Мне все равно, что будет на суде, меня ждет другой Суд.

Это был лес из лиц, без глаз, без ушей. Это был лес без леса.

Это был зал суда, в котором не было ни одного лица, знакомого мне, кроме лица моей дочери.

Этот лес был частью смертного потока вещества, он был частью больного смертью вещества.

И потому я не знаю, чем я дышала в этом лесу два дня. Господь сказал Своим ученикам, что, когда их повлекут в суды за имя Его, Он будет с ними.

Лес был как лес. В него вошел (только на второй день) Ф. Светов, он вошел в него, словно его втолкнули в ту самую клетку, о которой спрашивал его наш приятель: если ты христианин, то почему тебя до сих пор не сожрали львы?!

Он вошел в лес, полный чудищ, как входит в темень дитя, желающее вопреки темноте разглядеть окружающий его мир. Он вошел в этот лес, как слепой ребенок. Он увидел меня на скамье подсудимых и пошел ко мне. Но его остановили.

Это был лес без леса. И я вспомнила праздник Троицы. Храм, украшенный березами, лес, пришедший в храм, запахи леса, треск свечей, освещающих Божественные Лики...

Здравствуй, Господи, это Ты?

Почему они так боятся Тебя?

Как-то примерно за месяц до суда меня увели с прогулки к начальнику тюрьмы. Со мной некто хочет побеседовать, объяснил начальник. Мне все равно, кто это, и я спрашиваю его: "Социолог?" - "Ну да, социолог", - с готовностью подтверждает начальник.

Нам приносят кофе и сладости. Мой собеседник хочет угостить меня кофе. Но я не буду пить кофе и есть сладости. Я в тюрьме, меня привел на эту трапезу конвой.

"Социологу" неловко пить кофе одному, он почему-то волнуется, много курит. Разговор начинается с комплиментов. О, это известный "вежливый стиль" допросов, угроз, обещаний, лести и лжи...