Слушай, тюрьма! - [21]
По-видимому, дорога к Его покою началась отсюда, из зала суда.
Я вышла из этого леса другой. Я не знаю, как это случилось, но уже в первый день суда, столкнувшись с собранием людей без лиц, услышав своих судей, я удивилась радости, наполнившей меня.
Мои судьи свидетельствовали своей ненавистью о Боге, свидетельствовали, что Он истинен. Радуйтесь,- вспомнила я сказанное нам Господом. "Радуйтесь! Господь победил мир", - сказала я в последнем слове себе, своим родным, своим судьям.
Пять тюрем, похожих друг на друга, пять тюрем, отличающихся друг от друга. Наверное, их имел в виду один из лефортовских начальников, когда сказал мне: "Вы еще не видели тюрьмы".
Всего шесть тюрем, не так уж много, всего лишь три месяца этапа, пять пересылок - пять тюрем. Две последние из них размещены в зданиях, некогда принадлежавших женским монастырям. Кельи стали камерами.
Дьявол однообразен. Ад страшен дьявольским однообразием, монотонностью безнадежности, ад - безличное бытие, серое ничто, безбожное существование.
Каждая тюрьма включает в себя все человечество, капля воды есть частица потока, в ней вмещается все, что вмещает поток.
Все тюрьмы похожи адской монотонностью безобразия безбожного бытия.
Все преступления похожи, сатана сначала учит ненавидеть Бога, отрицая Его, следующий шаг после убийства Бога в себе человек делает, убивая себя грехом, преступлением, жадноcтью. Сатана завершает дело убийства души, и человек превращается в биологический организм.
Человек сам выбирает это. И забывает Слово. Отныне он не может "понести язык" и говорит бранью, языком, изуродованным сатанинской ненавистью к Богу, к миру, к себе подобным. Вместо слов он извергает брань, выражая свои состояния однообразным монотонным сквернословием. Так вот что такое часто встречающееся в Священном Писании определение "бессловесный". Они уподобились скотам бессловесным, - говорит Апостол.
Бессловесность, бессмысленность скотоподобного звериного ума. Образ Божий, дарован-ный человеку, его внутренний мир, его владычественный ум, хранилище смыслов, храм Слова - все тонет, поглощается безбожной пустотой. Человек теряет словесность, вместо этого он извергает нечто, похожее на собачий лай или мычание негодующих коров. Борьба против Истины сооружает ад на земле, превращает мир в тюрьму.
Все тюрьмы похожи пустынным безлюдьем. В такой же пустыне, в больнице, похожей на тюрьму своим безлюдьем, умирала моя мама...
Я дышу как рыба, выброшенная на пылающую адским пламенем пустынную землю. Бесстыдство преступления, казалось бы, выжгло все живое на этой земле. Но это теперь мой мир, мое человечество, и я - частица его. Моя свобода привела меня к ним, к этим людям, моя свобода бросает меня из тюрьмы в тюрьму, с этапа на этап.
Я должна пройти этот этап, и мне надо добраться до Твоего покоя, Господи!
Сорок лет шел Израиль через пустыню. Сорок лет - это не число, не срок, это - отрезок пути к Вечности, это - символ человеческой жизни.
Это путь из рабства в землю покоя, в обещанную Господом землю, которая вернет дошедшим до нее утерянный рай.
Сорок лет - поток смертного вещества, поглотивший тех, кто не дошел, кто сложил свои кости в пустыне, не найдя в себе силы "понести свою свободу", пронести ее через пустыню, через мир, через тюрьму.
Это - путь человечества, его должен пройти каждый человек на земле, чтоб дойти до земли обетованной, до Царства, до преблагословенного покоя. Пройти через серое ничто, через тюрьму, через ад.
Как я хочу в Твой преблагословенный покой! - твержу я, влачась по тюремным коридорам, валяясь на нарах и под нарами на пересылках, в душных камерах зэквагонов.
В дымных, накуренных камерах ни днем, ни ночью нет покоя. Днем грохочет радио, перекрывая сквернословие, ночью песни у "решки" (зарешеченного окна), перебранка с "дубачками" (так называют надзирательниц), не позволяющими "гонять коней" - переписываться с заключенными мужчинами из соседних камер.
"Слушай, тюрьма!" - это позывные, с этого начинаются монологи и диалоги у "решки".
Слушай, тюрьма!
К этому нельзя привыкнуть, это можно только преодолеть силой Господа.
Нужно выйти из этого "порядка бытия", - приходит мне на память мысль, посетившая меня еще в первые лефортовские недели.
Нужно выйти из этого "масштаба", повторяю я себе, стараясь "вместить" свой ум, свою душу в эту спасительную формулу... Что это значит?
Я должна увидеть, прозреть, наконец, должна выйти в истинный мир, прорваться сквозь кору, сквозь нереальность сатанинских искажений, войти в естественный мир, вернуться в тот мир, который сотворен Богом и исцеляется Его воскресением, верой в Его воскресение.
Этот скверный балаган нереален, в нем может участвовать лишь малая часть человеческого существа, оболочка, его плоть, его земля, его прах.
Но "внутренний человек", соединившийся верою с Богом, не подвластен никаким сатанинским навыкам, ему только больно от вонзающихся стрел, душно в черной копоти, в жаркой пустыне безлюдья, он страждет от бессловесности, от жажды.
Но вот сквозь весь этот чад, черную копоть пробивается Свет.
Откуда Он? Где Он до сих пор скрывал Себя?