Слушать в отсеках - [56]

— В воде потеплее. Под нами здоровущий камень. Он плоский. Мы засели на самой макушке. Бочки есть куда ставить.

Мартынов начал стягивать куртку. Володька то ли храбрился, то ли действительно еще не замерз окончательно, но даже прикрикнул:

— Товарищ старшина, бочки в воде легкие! Я один справлюсь. Вы подавайте! Только побыстрее. Холодно.

Бочки с чавканьем шлепались о воду, несколько мгновений плавали на поверхности, становились на попа, булькали и тонули. Володька оттаскивал их от катера и выстраивал на камне. Одна, вторая… пятая, шестая… Володька сопел, отфыркивался и молчал.

— Володька, замерз? Вылезай!

Володька молчал и тряс головой. Сбросили еще бочку — и вдруг катер словно полегчал, качнулся с борта на борт и начал медленно-медленно пятиться от Володьки.

— Володька, на катер!

Володька, оскальзываясь, падая, добрался до катера, дотянулся до борта, попытался подняться и сорвался в воду. Мартынов опрокинулся в лежащую под ногами темноту и задохнулся. Он и не заметил, как ухватился за Володьку, как Володька выволок его из-под воды, как он начал подсаживать Володьку. Он только обрадовался, что дышать стало малость легче и что над головой вдруг появились звезды. Такие крупные, морозные.

Выбрался, посмотрел на Володьку, и показалось, что тот вдруг отощал, стал совсем маленьким и хилым. Горев сунул Володьке в руки полотенце:

— Растирайся живее, «морж».

Володька кубарем скатился в моторный отсек. Тут же высунулся и крикнул:

— Мотор готов!

Мартынов бежал к рубке и не расслышал, что крикнул Володька. Горев догнал его, впихнул в рубку и положил руку на телеграф. Катер еле заметно вздрогнул, подался вперед, еще вперед и погнал за собой легкую ровную волну.

— Сошли, Саша! Сошли!

— Сошли, старшина. Место б только не забыть. А то будут дела. — И посмотрел на Мартынова: — Давай постою на штурвале. Ты спустись, успокой. Мне-то неловко: облаял я ее. А потом беги к Володьке, отожмись.

…У контрольного причала их ждала санитарная машина. Пожилой мичман, дежурный по КПП, прошел на катер и удивленным взглядом осмотрел Мартынова:

— Откуда это ж ты, голубок сизокрылый? Мы тебя еще через час ждали и вообще не с той стороны. Никак, через камни перебрался? То-то госпитальные говорят: нам позвонили — не позже чем через час будут. Держись, голубь, влупят тебе по первое число. Ты же знаешь, что там ходить нельзя.

С причала на катер спрыгнула жена рыбака. Она подбежала к Мартынову и неловко поцеловала его в щеку:

— Спасибо тебе. И от детей наших спасибо. А ты, начальник, не стращай: «держись», «берегись»… Мне он мужа спас и отца для детишек наших. Понял? Я до вашего самого большого начальства дойду. Ребята вона, в лед-воду ныряли, бочки сгружали. А ты: «берегись», «стерегись»!

— Это еще какие бочки?

Женщина осеклась, подобрала юбку, ловко взобралась на причал и заторопилась к машине.

— Селедку мы, товарищ мичман, сгрузили. За ней надо идти. Разрешите?

— А как тебе не разрешить? Жми. Помочь не надо?

— Если б пару моряков — неплохо было бы.

И снова застучал катер, Мартынов прислушался — хорошо идет: дробно и весело. Поворот — и за скалой скрылся разноцветный рой городка. Еще поворот — и совсем недалеко впереди замигали буйки. Горев начал стягивать куртку.

— Саш…

— Чего, Саш? Моя очередь. Да и не осилите вы с Володькой бочки из воды поднимать. Я-то поздоровей вас буду.

…Дежурный по береговой базе кончил разговаривать по телефону, поблагодарил кого-то, повесил трубку и взглянул на вошедшего Мартынова.

— Ну и что?

— Товарищ капитан-лейтенант, груз доставлен благополучно. Я нарушил правила судовождения в гавани.

Дежурный рассмеялся:

— Все уже знают. Вот только что звонили из госпиталя — вовремя ты доставил этого рыбака. Прооперировали. А что с тобой делать: то ли наказывать, то ли спасибо сказать — начальство утром решит.

— Разрешите идти?

— Иди… Кстати, в пять утра будь готовым: пойдешь на хлебозавод.

Мартынов вышел от дежурного, спустился к трапу, ведущему на пирс, и заглянул вниз. Там, далеко внизу у еле заметного сейчас пирса, стоял в темноте его отсюда невидимый катер. «Ну что ж, за хлебом — так за хлебом…» — почему-то без привычной за последние месяцы тоски подумал Мартынов, бывший боцман подводной лодки «С-115», а сейчас — старшина разъездного катера РК-2649.

ТРЕВОГА

Константин Владимирович вдруг увидел закат и удивился. Не закату самому. Удивился мичман, что никому до заката не было дела. Инженер-механик вылез на мостик покурить и заливал какую-то очередную веселую байку. Командир, старпом и даже вахтенный офицер, отвлекшийся от дела, сочно и разноголосо хохотали.

Лодка только что всплыла и в тихой торжественности скользила между вздыбившихся из воды скал и сопок. На западной стороне губы, куда уже не доставали лучи закатного солнца, обрывистые бока каменных глыбин казались темно-синими, гладкими, а спокойную алость скал, что торчали напротив, изрезали черные провалы трещин.

«Больные камни, — тоскливо подумал Владимирович, — совсем ветхие. Ишь как их, бедолаг, разделало время…» По обрывам скал змеились коричневой плесенью, падая вниз до самого подножия, следы родничков, пробуравивших казавшуюся неприступной твердь: плачут камни…