Слушается дело о человеке - [48]

— Мне нужно свести кое с кем счеты! — сказал он, гневно озираясь вокруг.

— Но, сударь, прошу вас, не здесь. Вы видите, тут торжество.

— Вот именно, — заорал Драйдопельт. — Я и обещаю вам свести счеты как можно торжественней! Минуту! — Он, очевидно, увидел кого-то.

С быстротой молнии Драйдопельт пролетел, балансируя, по скользкому паркету к столу почетных гостей. Здесь он ухватился за спинку свободного стула и прогремел грубым голосом, перекрывая шум в зале:

— Вы затравили его насмерть! Вы все. Ты, и ты, и вот ты! Ну-ка, выходи, дружок, я хочу свести счеты с тобой, именно с тобой…

И схватив кого-то за рога, он стащил его со стула.

Голая малютка на эстраде пела, сопровождаемая вдохновенным пианистом, залихватскую песенку и воспламенила сердца мужчин. Она кончила, сделала несколько грациозных па, сначала налево, потом направо, и снова грянул оркестр, опьяняя всех. Зал восторженно орал, аплодируя и бесконечно вызывая малютку. Она робко приседала.

Когда все несколько успокоились, Генриха Драйдопельта уже не было в зале. А Шартенпфуль — правда, на лице его виднелась маленькая царапина и под глазом багровел синяк — как ни в чем не бывало сидел на стуле и курил сигарету. Оркестр заиграл новый танец, и ни у кого не было времени понять, что именно произошло.

Дочь чиновника магистрата Отто Гроскопфа, рыжая Эведора с тициановскими волосами, так и мелькала в вихре танца.

— Ах, уважаемая фрейлейн, как бы мне хотелось знать, где вы живете! — промолвил ее галантный кавалер.

— Узнать это очень просто — на улице Александра Гумбольдта, — не задумываясь, ответила Эведора.

— Великолепно — совсем рядом со мной! — прошептал ее партнер. — Если бы этот… этот… этот великий музыкант был еще жив, он воспевал бы только вашу красоту.

— Он вовсе не был музыкантом, — перебила его заносчиво Эведора. — Он великий художник.

— О, знаю, знаю, — очаровательно улыбаясь, уверил ее кавалер. — Я просто пошутил. Но вы, прелестная барышня, вы не только прекрасны, вы, оказывается, и умны.

Они спустились в бар и натолкнулись на ее почтенного папашу, который, обняв пышную фрау Агнетхен, пытался приподнять ее со стула.

— Все натуральное, — шептал он. — Просто слюнки текут.

Увидев дочь, он немедленно исчез со своей спутницей.

В зале наверху все было по-прежнему.

— Какой прекрасный праздник! — промолвила Элизабет Химмельрайх, обращаясь к баронессе фон Эйк.

— Совершенно с вами согласна, — подтвердила баронесса, — особенно принимая во внимание, что вся выручка — конечно, она будет весьма невелика, подумайте, во что нам обошлись бесплатные билеты для почетных гостей, — да, вся выручка пойдет на дела благотворительности. Вы же знаете, как много людей сейчас нуждается!

— Да, много еще несправедливостей на свете, — вздохнула госпожа Химмельрайх.

— О, безусловно!

— А вы, наша милая госпожа доктор Райн, — обратилась баронесса к третьей даме, — вы, конечно, снова возьмете на себя организацию кофе для предстоящего заседания домашних хозяек, не правда ли?

— Разумеется! — ответила госпожа доктор Райн. — Необходимо объявить войну нужде. На свете так много горя!

И она стала обмахиваться веером, украшенным жемчугами — память о поездке на юг.

— Здесь можно задохнуться от жары!

Госпожа Элизабет Химмельрайх вытащила записку из своей бальной сумочки.

— Я отметила здесь нуждающихся, которым необходимо оказать срочную помощь. Нужно принять меры немедленно. Но, конечно, сударыни, нам придется еще раз потолковать об этом. А сейчас, извините, у меня деловое свидание.

Она улыбнулась и, поднявшись с места, повернула свое прекрасно сохранившееся лицо к новой группе собеседников.

Не успели баронесса и госпожа доктор Райн остаться одни, как к ним подбежала гераниевая дама с хорьками.

— Надеюсь, я не помешала вам, сударыни? — пропела она свирельным голоском. — У меня такой ужас! Такое горе! Мой муж уехал по делам за границу и не вернулся. С ним случилось несчастье!

— Как?! — воскликнула баронесса.

— Что?! — ужаснулась госпожа доктор Райн.

— Да! О да! — горестно кивнула дама с хорьками. — С тех пор как мы живем в новом доме, у нас сплошные несчастья.

— И давно его нет? — осведомилась баронесса.

— Да, две недели! Ужасно! Он — сама аккуратность. Нет, во всем виноват новый дом! Сначала от меня ушла Минна, потом я разорвала о решетку фонтана мое шелковое платье, потом наш пес сдох, мы нашли его во дворе. А теперь и Лео пропал. Я чувствую, что мне самой приходит конец! Вот только этот бал дает еще силы жить в нашем грустном мире!

Обе дамы кивнули головой.

— Если бы мы только могли вам помочь!

— К сожалению, здесь нечем помочь, мои дорогие, — пылко сказала дама с хорьками. — Мне остается только ждать. Но простите…

И вскочив, она бросилась в середину танцующих, туда, где промелькнуло багровое лицо Отто Гроскопфа.

— Как хорошо, дорогой, что я встретила тебя, — пролепетала она. — У меня такая новость! Такой ужас! Мой старик пропал! Уж две недели, как о нем ни слуху ни духу! Как ты думаешь, что здесь кроется?

Господина Гроскопфа занимали совершенно другие мысли. Только что он танцевал залихватское танго с соблазнительной секретаршей. Он остановился передохнуть и вытер лоб белым носовым платком.