Слушается дело о человеке - [29]

Он распахнул дверь, выбежал в соседнюю комнату и, сев к столу, опустил голову на руки, Люциана осталась одна. Когда она ставила последние чашки в буфет, пальцы ее слегка дрожали. Через несколько секунд она неслышно вошла в комнату и, остановившись возле мужа, стала гладить его по голове.

Мориц, черный кот в белом жилете и ослепительных гамашах, тоже последовал за ней. Тихо мурлыкая, он улегся у их ног.

Невзирая на все старания Брунера, понедельник начался неудачно. Глава учреждения, правда, был у себя, но к нему на прием записалось столько просителей со всех концов города, ему необходимо было просмотреть такую обширную корреспонденцию, и у него было столько неотложных телефонных разговоров! Нет, при всем желании, он вынужден был отложить все маловажные дела.

Подумать только! Он воплощает в одном и том же лице, и главу города и вьючную скотину. Он, только он отвечает и за форму работы и за ее содержание. Разумеется, за форму прежде всего. Ее видят все. Он всегда умел показать ее в самом выгодном свете.

Глава трудился не покладая рук. Он вел переговоры с отцами города о новом стадионе; вносил поправки в бюджет; принимал представителей промышленности; решал наиболее неотложные вопросы. Словом, работал, не зная передышки, с раннего утра и до позднего вечера. Кроме того, он занимал еще ряд почетных общественных постов, и, дабы не уронить славу своего имени, которое было у всех на устах, ему приходилось присутствовать всюду и участвовать в делах, которые не имели ни малейшего отношения к его городу.

Конечно, всякий другой согнулся бы под столь непосильным бременем, но он считал исполнение своих обязанностей священным долгом, и это придавало ему особый вес в глазах окружающих.

К счастью, он сохранил юношескую подвижность. Правда, жене приходилось то и дело переставлять пуговицы на его пиджаке. Однако все увеличивающаяся тучность нисколько не мешала ему отправлять столь многообразные обязанности. Конечно, если смотреть на него со спины, он мог показаться одеревенелым — за исключением затылка, складками ниспадавшего на воротник. Впрочем, массивность придавала ему даже нечто величественное. Но кто же станет обращаться к собеседнику, да еще к главе города, стоя у него за спиной? Так что разглядывать его спину было вообще совершенно излишне.

Начальник магистрата крепко стоял обеими ногами на земле и всегда умел вырвать для себя все, чего бы только ни пожелал. Однако он пользовался доверием города и управлял им уже несколько лет на благо своих сограждан.

Разумеется, и у него не все шло гладко. Что поделаешь! Вина тут была не его, а тех лиц, от которых он всецело зависел. Зато его деятельность так неразрывно связана с их интересами, что они никогда не выступят против него.

Когда он спешил по неотложным делам, и машина его гудела, прокладывая путь сквозь уличную сутолоку, все ощущали железную работоспособность, при помощи которой он сумел добиться столь поразительных результатов своей деятельности.

Случалось ему идти и пешком. Он шагал тогда прямо вперед, не поворачивая головы ни направо, ни налево, и только глаза его под колючими бровями, похожие на коричневые брючные пуговицы, так и шныряли по сторонам.

Зато стоило ему повстречать какую-нибудь важную особу, как он немедленно сгибался в три погибели, насколько только позволяло брюхо, и, почти касаясь шляпой земли, угодливо опускал глазки-пуговички. Потом снова подымал их, но важной особы уже не было. И он продолжал катиться по улице, словно на роликах.

Брунер решил во что бы то ни стало пробиться к начальству. Но тощая секретарша заверила его, — как только глава магистрата освободится, она сама доложит ему о Брунере.

— Ну что ж, хорошо!

Он ждал так долго, может подождать еще несколько дней. Ждать ему, однако, почти не пришлось. На другое утро, когда он работал в своем кабинете, к нему вошел необычайно взволнованный Гроскопф и сказал, что командир, то есть, простите, пожалуйста, начальство желает видеть Брунера немедленно.

— Что вы такое натворили? Почему вас вызывают к старику?

Брунер просиял, и Гроскопф решительно не мог понять, что здесь происходит. Он с удивлением посмотрел на коллегу и вышел, продолжая ломать голову все над тем же вопросом: для чего и зачем вызывают Брунера к главе учреждения. При одной только мысли о начальнике Гроскопф щелкал каблуками и становился навытяжку. Однако он так и не нашел разгадки этой загадочной истории и вернулся к себе ни с чем.

Брунер бросил все дела и стремительно побежал наверх.

Начальство сидело у себя за письменным столом и, казалось, с головой ушло в работу. Видимо, оно совершенно забыло о том, что приказало вызвать Брунера. Погрузившись в вспоминания о своей командировке, оно пыталось вспомнить, что же было в ней существенного, на чем следовало остановиться в отчете. Перед взором начальства всплыл светлый отель на берегу синего озера, конференц-зал, в котором стояло множество кресел… Отсюда из окон открывался вид на Чертову гору, поросшую густым лесом…

— С добрым утром, господин начальник, — сказал Брунер, решившись наконец напомнить о себе.

Начальство по-прежнему ничего не видело и не слышало.