Слуховая трубка - [10]

— Ладно, — кивнула я не совсем убежденно. — Вот мы выбрались из усеянного собачьими трупами прогулочного двора (я не сомневалась, что приземлюсь именно в окруженном высокими стенами прогулочном дворе). Как мы поступим дальше и куда подадимся?

— Вступим в банду на дорогом морском курорте и будем подслушивать телефонные разговоры, пока не узнаем, кто победит на скачках, и не сорвем куш.

Кармеллу понесло в сторону, и я попыталась вернуть ее к теме нашего разговора.

— Мне казалось, ты утверждала, что животные не допускаются в заведения такого рода. Но ведь сорок полицейских собак — это тоже животные.

— Полицейские собаки, строго говоря, никакие не животные. Испорченные существа, лишенные рассудка, присущего животным. Полицейские не люди, как же могут их собаки быть животными?

На этот вопрос ответа не существовало. В Кармелле погиб адвокат — в запутанных спорах она была как рыба в воде.

— С тем же успехом ты можешь сказать, что колли — это испорченные овцы, — заметила я после некоторого раздумья. — Если в домах престарелых держат такое количество собак, не понимаю, как могут помешать одна-две кошки.

— Представь, какая это мука для кошек жить среди сорока злобных полицейских псов. — Взгляд Кармеллы стал лихорадочным. — Их нервная система может не выдержать в таких обстоятельствах. — Она была, как всегда, права.

Раздавленная нахлынувшим чувством отчаяния, я поплелась домой. Как мне будет не хватать Кармеллы и ее ободряющих советов, ее сигар и пастилок с фиалковым ароматом. В доме для престарелых меня, наверное, заставят сосать витамины. Витамины и полицейские собаки, серые стены и пулеметы — вот что меня ждет. Мысли путались, голову заполнил страх, и она разболелась, словно в нее насовали колючих морских водорослей.

Скорее привычка, чем собственные силы, привела меня домой и усадила на заднем дворе.

Удивительно, я вдруг оказалась в Англии воскресным днем и отдыхала с книгой под кустом сирени на каменной скамье. Близкие заросли розмарина наполняли воздух ароматом. Неподалеку играли в теннис — я ясно слышала удары ракеток по мячу. Я находилась в утопленном голландском садике. А почему, собственно, голландском? Розы? Геометрические клумбы? Или потому что он утопленный? Звонили колокола протестантской церкви — мы уже пили чай? Огуречные сандвичи, пирог с тмином, булочки с карамелью. Да, время чая прошло.

Мои длинные шелковистые волосы были мягкими, как кошачья шубка. Я красива и от этого испытываю потрясение — я ведь только что осознала свою красоту, с которой что-то надо делать, только что? Красота — такая же ответственность, как и все остальное. У красивых женщин особенная жизнь, как, например, у премьер-министров, но это не то, чего хочется мне. Должно быть что-то другое… Книга. Теперь я вижу ее. Сказки Ганса Христиана Андерсена. «Снежная королева».

«Снежная королева», Лапландия, маленький Кай, решающий задачки на умножение в ледяном замке. Теперь я понимаю, что и мне подкинули математическую задачку, которую я не способна решить, хотя и стараюсь уже много лет. Я в Англии, в этом душистом саду, не по-настоящему, хотя сад не исчезает, как обычно. Я все это придумала — все это вот-вот исчезнет, но не исчезает. Ощущение такое сильное и радостное, что даже страшно: должно произойти что-то ужасное, поэтому решение надо найти быстро.

Все, что я люблю, сейчас рассыплется на молекулы, и с этим ничего нельзя поделать, если только не найти ответ на загадку Снежной королевы. Она — северный сфинкс с лоснящимся белым мехом и бриллиантами на когтях, с ледяной улыбкой и слезами, барабанящими, словно град, по странным рисункам у ее лап. Где-то когда-то я предала Снежную королеву, и теперь мне полагалось бы это знать.

Ко мне подошел что-то спросить молодой человек в белом фланелевом костюме. Буду ли я играть в теннис? Да нет, знаете ли, не очень-то я большая в этом мастерица, поэтому предпочитаю почитать книгу. Нет-нет, ничего заумного — сказки. Сказки в вашем возрасте?

А почему бы и нет? Что такое, в конце концов, возраст? Нечто такое, что тебе понять не дано, любовь моя.

Леса полны диких анемонов, пойдем посмотрим? Нет-нет, душа моя, я сказала: «диких анемонов», а не диких анонимов — сотни, тысячи цветов на земле под деревьями до самого бельведера. У них нет запаха, но их красота подобна благоуханию и так же всепоглощающа, я запомню их на всю жизнь.

Ты куда-то собралась, дорогая?

Да, в лес.

Тогда, скажи на милость, почему ты будешь их помнить всю жизнь.

Потому что ты — часть их памяти: ты исчезнешь, а анемоны будут цвести вечно — мы так не можем.

Дорогая, перестань философствовать, это тебе не идет, у тебя от этого краснеет нос.

Поскольку я обнаружила, что красива, меня не трогает краснота носа, ведь он такой совершенной формы.

Ты ужасно тщеславна.

Это оттого, душа моя, что у меня пугающее предчувствие, будто все исчезнет, прежде чем я разберусь, что со всем этим делать. Меня страшит, вдруг я не успею насладиться своим тщеславием.

У тебя маниакальная депрессия, я бы засох от скуки, если бы не твоя красота.

Со мной никто не скучает — во мне слишком много души.