Слуги Темного Властелина - [14]

Друз Ахкеймион с детства мечтал стать колдуном, но ему и в голову не приходило сделаться шпионом. В словаре детей, воспитанных в рыбацких деревушках Нрона, слова «шпион» просто не было. Во времена его детства Три Моря обладали для него только двумя измерениями: земли делились на ближние и дальние, а люди – на знать и чернь. Слушая байки старых рыбачек, что чесали языком, пока детишки помогали им вскрывать устриц, Ахкеймион понял, что сам он принадлежит к черни, а все могущественные, высокопоставленные люди живут где-то далеко. Старческие губы роняли имя за именем, одно таинственней другого: шрайя Тысячи Храмов, коварные язычники Киана, воинственные скюльвенды, хитроумные колдуны Багряных Шпилей – и так далее, и тому подобное. Имена очерчивали измерения мира, наделяли его грозным величием, преобразовывали в арену невероятных трагедий и героических деяний. Засыпая, Ахкеймион чувствовал себя совсем крохотным.

Казалось бы, с тех пор, как он сделался шпионом, простенький мирок его детства должен был обрести множество новых измерений, но вышло как раз наоборот. Конечно, по мере того, как Ахкеймион взрослел, его мир усложнялся. Он узнал, что бывают вещи священные и нечестивые, что боги и То, Что Вовне, – не просто очень важные господа и очень дальняя земля: они обладают своими собственными измерениями. Еще он узнал, что бывают времена древние, и недавние, и «давным-давно» – не просто разновидность дальних краев, а нечто вроде призрака, пребывающего повсюду.

Но, став шпионом, он внезапно обнаружил, что мир утратил все измерения и сделался каким-то плоским. Знатные люди, даже императоры и короли, оказались вдруг такими же мелкими и подлыми, как последний вонючий рыбак. Дальние народы: Конрия, Се Тидонн или Киан, – из экзотических или зачарованных сделались скучными и обыденными, как любая рыбацкая деревушка на Нроне. Священные вещи: Бивень, Тысяча Храмов и даже Последний Пророк оказались всего лишь частным случаем вещей нечестивых, вроде фаним, кишаурим или колдовских школ, как будто слова «священный» и «нечестивый» менялись местами так же легко, как партнеры за карточным столом. А новые времена представляли собой всего лишь затасканную версию древних.

Став адептом и шпионом, Ахкеймион обошел вдоль и поперек земли всех Трех Морей, повидал многое из того, что когда-то приводило его в священный ужас, от которого сладко сосало под ложечкой, и успел убедиться, что байки его детства всегда бывали лучше правды. С тех пор как в отрочестве его определили как одного из Немногих и увезли в Атьерс, учиться в школе Завета, Ахкеймиону доводилось наставлять принцев, оскорблять великих магистров и выводить из себя шрайских жрецов. И теперь он твердо знал, что познания и странствия выхолащивают мир, лишая его чудес, и, если сорвать завесу тайны, измерения мира скорее сжимались, чем расцветали. Нет, конечно, теперь мир для него сделался куда сложнее, чем в те времена, когда Ахкеймион был ребенком, но в то же время – гораздо проще. Повсюду люди занимались одним и тем же: хапали и хапали, как будто титулы «король», «шрайя», «магистр» были лишь разными масками, прячущими одну и ту же алчную звериную харю. Ахкеймиону казалось, что единственное реальное измерение мира – это алчность.

Ахкеймион был средних лет колдун и шпион, и от обоих занятий он успел устать. И хотя он в этом ни за что бы не признался, его снедала тоска. Как сказали бы старые рыбачки, он слишком часто вытягивал пустой невод.

Расстроенный и озадаченный, Ахкеймион оставил Гешрунни в «Святом прокаженном» и поспешил домой – если это можно было назвать домом – через темные проулки Червя. Червь, тянущийся от северных берегов реки Сают до знаменитых Сюрмантических ворот, представлял собой лабиринт обветшалых доходных домов, борделей и обедневших храмов. Ахкеймион всегда думал, что название «Червь» этому месту подходит чрезвычайно. Вечно сырой, источенный тесными проулками, Червь и впрямь напоминал собой какое-то неприятное подземное существо.

С точки зрения его миссии, Ахкеймиону тревожиться было не о чем. Скорее наоборот, следовало радоваться. Если не считать того безумного момента с хорой, Гешрунни открыл ему несколько тайн – важных тайн. Оказалось, что Гешрунни вовсе не был счастлив своей участью раба. Он ненавидел Багряных магов, ненавидел с почти пугающей силой.

– Я сдружился с тобой не ради твоего золота, – сказал ему командир джаврегов. – На что оно мне? Выкупиться на свободу? Мои хозяева, Багряные Шпили, нипочем не расстанутся с чем-то ценным. Нет, я сдружился с тобой, потому что знал: ты можешь оказаться полезен.

– Полезен? Но для чего?

– Для мести. Я хочу унизить Багряных Шпилей.

– Так ты знал… Ты с самого начала знал, что я не торговец.

Насмешливый хохот.

– Конечно! Ты слишком щедро сорил деньгами. Если садишься за стол с торговцем и нищим, то скорее нищий угостит тебя выпивкой, чем торгаш!

«Ну, и какой ты шпион после этого?»

Ахкеймион нахмурился, злясь на себя за то, что его прикрытие оказалось настолько ненадежным. Но дело даже не в этом. Как ни встревожила его проницательность Гешрунни, больше всего Ахкеймиона пугало то, насколько он недооценил этого человека. Гешрунни был воин и раб – казалось бы, идеальное сочетание для глупца! Но, с другой стороны, если раб умен, у него немало причин скрывать свой ум. Образованный раб еще может оказаться ценностью – взять хотя бы ученых-рабов древней Кенейской империи. Но сообразительного раба следует опасаться – и, возможно, уничтожить.