Слуги и снег - [23]

Шрифт
Интервал

ОРИАНА (помолчав). Нет. Я не могу уехать и бросить тебя здесь. Если ты останешься, я тоже останусь.

БАЗИЛЬ. Спасибо. Спасибо, дорогая. Что ж, до свидания, господин ГРЮНДИХ. Счастливого пути. Кланяйтесь вашей жене и дочке.

ГРЮНДИХ (кланяясь). До свидания, не тревожьтесь, до свидания…

В ы х о д и т.

Спустя мгновение звенят бубенцы – все тише и тише. БАЗИЛЬ пытается обнять Ориану, но она уклоняется от объятий. Слушают затихающий вдали звон.


Б у ф е т.

ПАТРИС лежит униженный, избитый. Тихо стонет. Входит МИКИ с письмом. ПАТРИС приподнимает голову – он жадно ждет новостей.

МИКИ. Нет, не от нее. Опять твое письмо обратно прислала.

ПАТРИС. Она – с ним.

МИКИ. Да.

ПАТРИС стонет.

Патрис, тебе больно?

ПАТРИС. По цыганским обычаям нельзя желать себе смерти, а то бы пожелал. Все хорошо, Мики, не волнуйся.

МИКИ. Патрис…

ПАТРИС. Что?

МИКИ. Потемнело-то как.

ПАТРИС. Да.

МИКИ. Небо все темно-бурое. Прямо конец света.

ПАТРИС. Метель будет.

МИКИ. Патрис…

ПАТРИС. Что?

МИКИ. Воняет.

ПАТРИС. Крыса дохлая под половицей…

МИКИ. Холодно.

ПАТРИС. Холодно.

МИКИ. Патрис, мне страшно.

Входит Максим.

МАКСИМ. Ну что, цыган, хорошо тебе?

ПАТРИС не отвечает.

Почувствовал на собственной шкуре? Знаешь теперь, каково тут всем приходится? Думал в стороне остаться? Чтоб мы под ярмом стонали, а ты посвистывал? Шалишь, хитрован. Не бывает в этой жизни посторонних. Хочешь, чтоб не засосало, – борись; не можешь – убирайся подобру-поздорову.

П а у з а.

Послушай, цыган, она не вернется. После такого женщины не возвращаются. Так уж они устроены.

ПАТРИС. Заткнись, а?

МАКСИМ. Хорошенький у тебя видок был – ужом извивался, все коленки протер: "Умоляю, ваша милость, умоляю, ваша милость"…

ПАТРИС. Уйди.

МАКСИМ. Жаль мне тебя… Только я не затем пришел, чтоб над тобой смеяться. Честно. Мы вот сейчас с Мики учиться будем.

МИКИ. Не буду я учиться! Никогда, никогда, никогда!

МАКСИМ. Но-но, Мики, потише. Иди-ка сюда. Где твоя книжка? Ага, вот она… Начни вот здесь.

МИКИ отталкивает книгу.

Ты что же, не хочешь про тигра читать?

МИКИ рвет книгу. МАКСИМ хватает его за запястье. МИКИ рыдает.

Ладно. Оставайся неучем.

Слышен вой ветра.

Опять снег пошел. Вот она, твоя свобода, цыган. Отупение, невежество, голод, холод и вечное рабство… Спокойной ночи.


Л ю д с к а я.

МАРИНА и ПИТЕР ДЖЕК.

ПИТЕР ДЖЕК. Ты правда не хотела читать письмо?

МАРИНА. Не хотела.

ПИТЕР ДЖЕК. Марина, ты уверена?..

МАРИНА. Да хватит же! С ним все кончено. Что же мне на настоящих мужиков-то не везет?!

ПИТЕР ДЖЕК. Прости…

МАРИНА. За что?..

ПИТЕР ДЖЕК. Так ты больше не хочешь с цыганом убежать?

МАРИНА. Я вообще больше ничего не хочу.

ПИТЕР ДЖЕК. Ты уверена?..

МАРИНА. Я стала дурная. Может, из-за старика все. Он такой был злой, а я… он ведь любил меня… из-за этого столько напастей на нас свалилось…

ПИТЕР ДЖЕК. Все здесь варились в одном котле. Вот поженимся и заживем тихо-тихо, все у нас будет как у людей, все хорошо… Верно, Марина? Хорошая моя…

МАРИНА. У меня никогда ничего не будет как у людей, и хорошо мне не будет. С тех пор как десять лет мне стукнуло, ни один мужик мимо не прошел, каждый облапать норовит.

ПИТЕР ДЖЕК. Марина…

МАРИНА. Слышишь, как ветер воет. Страшно мне что-то, и сердце будто дрожит. Питер, ты веришь, что я не подговаривала старика? Он сам убил. Я ничего не знала.

ПИТЕР ДЖЕК. Конечно, не знала.

МАРИНА. А некоторые думают… Одному Богу известно, что они думают. Ханс Джозеф иногда так страшно со мной говорит. И глядит страшно – точь-в-точь как старый хозяин.

ПИТЕР ДЖЕК. Да уж, хозяин тут много налепил – по образу и подобию.

МАРИНА. А ты на него ничуть не похож.

ПИТЕР ДЖЕК. Любимая моя…

МАРИНА. Снег прямо стеной валит. Никогда такого не видела. Весь мир этот снег похоронит.

ПИТЕР ДЖЕК. Мы ведь поженимся?

МАРИНА. Меня всегда будет тянуть на волю…

ПИТЕР ДЖЕК. Мы поженимся.

МАРИНА. Когда-нибудь я все-таки убегу. С тобой хорошо, покойно. Я всю жизнь тут прожила… И его милость я люблю, очень люблю. Но… Ох, Питер, я за него так боюсь.

ПИТЕР ДЖЕК. Я тоже.

МАРИНА. Ты уверен, что его не тронут?

ПИТЕР ДЖЕК. Не знаю.

МАРИНА. А ты не можешь его как-нибудь защитить?

ПИТЕР ДЖЕК. Да как защитить-то?

МАРИНА. Не повезло мне, не встретился мне в жизни настоящий мужчина!..

ПИТЕР ДЖЕК. Марина!

МАРИНА. Убегу! Все равно убегу!


Белая гостиная.

БАЗИЛЬ и ПИТЕР ДЖЕК. БАЗИЛЬ в костюме для верховой езды, в высоких сапогах, с хлыстом.

БАЗИЛЬ. Не понимаю.

ПИТЕР ДЖЕК. Давайте снова объясню.

БАЗИЛЬ. Но это бредовая идея.

ПИТЕР ДЖЕК. Это утверждение своей власти. Все так и поймут. А признают за вами власть – вы станете, как отец ваш был, неприкасаемым.

БАЗИЛЬ. Значит, стану отцом. Ну уж нет. И вообще, это смахивает на черную магию.

ПИТЕР ДЖЕК. Она тут и нужна. На колдовство никто не посягнет. Живем-то мы в колдовском мире…

БАЗИЛЬ. Но это аморально. Марина отвергнет твою идею с негодованием.

ПИТЕР ДЖЕК. Не думаю, ваша милость. На то и традиция, что все ее понимают и принимают. Здесь у нас по-настоящему реально только то, что из прежних времен пришло, а новое приживается плохо. Вы тут тоже человек новый, потому и оказались в опасности. А отец ваш хранил обычаи предков. Всех девушек в имении сам выдавал замуж, со всеми проводил первую ночь.


Еще от автора Айрис Мердок
Черный принц

Айрис Мердок по праву занимает особое место среди современных британских прозаиков. Писательница создает для героев своих романов сложные жизненные ситуации, ставит их перед проблемой выбора, заставляя проявлять как лучшие, так и низменные черты характера. Проза Айрис Мердок — ироничная, глубокая, стилистически отточенная — пользуется и всегда будет пользоваться популярностью среди любителей настоящей литературы.«Черный принц» — одно из самых значительных произведений, созданных Айрис Мэрдок. Любовь и искусство — вот две центральные темы этого романа.


Монахини и солдаты

Впервые на русском — знаковый роман выдающейся британской писательницы, признанного мастера тонкого психологизма.Гай Опеншоу находится при смерти, и кружок друзей и родственников, сердцем которого он являлся, начинает трещать от напряжения. Слишком многие зависели от Гая — в интеллектуальном плане и эмоциональном, в психологическом, да и в материальном. И вот в сложный многофигурный балет вокруг гостеприимного дома на лондонской Ибери-стрит оказываются вовлечены новоиспеченная красавица-вдова Гертруда, ее давняя подруга Анна, после двадцати лет послушания оставившая монастырь, благородный польский эмигрант по кличке Граф, бедствующий художник Тим Рид, коллеги Гая по министерству внутренних дел и многие другие…


Единорог

Айрис Мердок (1919–1999) — известная английская писательница. Ей принадлежит около трех десятков книг, снискавших почитателей не в одном поколении и выдвинувших ее в число ведущих мастеров современной прозы.«Единорог» — одно из самых значительных произведений писательницы. Героиня романа Мэриан Тейлор, ставшая «компаньонкой» странной дамы, живущей уединенно в своем замке, постепенно начинает понимать, что её работодательница. в действительности — узница. И не только собственных фантазий, но и уехавшего семь лет назад мужа.


Колокол

«Колокол» — роман одной из наиболее значительных писательниц современной Англии Айрис Мёрдок, посвященный нравственно-этическим проблемам.


Под сетью

Одиночества встречаются, сталкиваются, схлестываются. Пытаются вырваться из накрывшей их цепи случайностей, нелепостей, совпадений. Но сеть возможно разорвать лишь ценой собственной, в осколки разлетевшейся жизни, потому что сеть — это и есть жизнь…«Под сетью» — первая книга Айрис Мёрдок, благодаря которой писательница сразу завоевала себе особое место в английской литературе.Перевод с английского Марии Лорие.


Дикая роза

Айрис Мёрдок (1919–1998) — одна из самых известных современных писательниц Великобритании, по образованию философ, много лет преподавала в Оксфорде. Ее произведения — это тончайший психологический анализ человеческих отношений, сложных и запутанных, как чаще всего и бывает в жизни. В романе «Дикая роза» (1962) она предстает знатоком женской души — одинокой и страдающей в мире, который сам по себе является клубком противоречий: светлые чувства и низменные пороки, разгул плоти и возвышенная жажда искусства, откровенность «до самого донышка» и хитроумный обман.