Пьеса в двух действиях.
Перевод с английского Ольги Варшавер
В одном из своих немногочисленных интервью, которое Айрис Мэрдок дала в 1985 г. английскому критику Джону Хеффендену, писательница сетовала на то, что писание романов – занятие, обрезающее связи с людьми и обрекающее автора на одиночество. "Вот почему порой мне так хочется писать для театра: там у тебя всегда есть общество!" Айрис Мэрдок написала две пьесы, одну из которых мы предложили вниманию наших читателей.
Вот уже три десятилетия, как мы внимательно следим за всем, что публикует Айрис Мэрдок, издавшая за это время 21 роман и ряд философских исследований – книгу "Сартр: романтический рационалист", эссе "Верховенство добра" и "Огонь и солнце" и проч. Профессиональный философ, читавший в течение полутора десятилетий лекции в Оксфорде, Мэрдок и в своем художественном творчестве предстает как автор интеллектуальной прозы, пытающийся осмыслить кардинальные проблемы человеческого бытия, чаще всего решаемого в плане экзистенциональной темы "человеческого состояния". Эта тема, повернутая разными аспектами, встает и в тех романах, которые известны в переводах российским читателям, – "Под сетью", "Черный принц", "Море, море…", "Дитя слов"… Встает она и в данной пьесе.
Творчество Мэрдок многослойно, оно включает в себя голоса мыслителей и поэтов разных стран и времен; ее равно вдохновляют Платон и Сартр, Шекспир и Эллиот, Блейк и Пушкин. "Чужие голоса", вплетаясь в ткань ее прозы, образуют сложную "полифонию". Писательница соглашается или спорит с ними, давая свое прочтение старых текстов и предлагая новые, созданные ею самой. Размышляя о художественном творчестве, своем и чужом, Мэрдок не раз замечала, что более всего ценит в нем то свойство, которое она называет "контингентностью". Здесь множество значений и оттенков – и слитность, и зависимость от случайного поворота событий, и непредсказуемость… В том смысле, в каком непредсказуем ПОТОК – именно поток, это излюбленное словцо Мэрдок – жизни или человеческий характер, та самая чужая душа, которая, как известно, потемки. Высшим проявлением "контингентности" писательница всегда считала русскую литературу, которую очень ценит (она даже выучила русский язык для того, чтобы читать любимых ею авторов в оригинале), противопоставляя литературе "льющейся" – "кристаллическую". Замечательным представителем последней ей кажется Уильям Голдинг, автор "Повелителя мух" и "Шпиля". В сущности, речь здесь идет о произведениях, стремящихся передать "стихию" жизни, и о тех, в которых на первый план выступает притча, аллегория. Скажем сразу, что в творчестве самой Мэрдок равно присутствуют обе тенденции. То одна из них, то другая, становится главенствующей, порой они разнесены по разным произведениям, порой же сосуществуют в пределах одного целого.
"Слуги и снег", разумеется, притча, аллегория человеческого существования. В центре ее – природа власти, взятая в различных аспектах: власть и личность, власть и народ, власть и любовь, свобода и власть, власть и Бог. Динамичный, крепко сбитый сюжет выделен из стихии обычной и обыденной жизни: старинное имение, снег (весьма экзотическое для англичанина явление!), глушь, отрезанность от всего света создают как бы некий островок, замкнутый на самом себе, где особенно четко просматривается все происходящее. Притча, предлагаемая нашему вниманию, помещена как бы вне определенного исторического времени и вне определенного исторического или географического пространства. Что за имя Ориана? И почему вдруг управляющего старинным имением зовут Грюндих, ведь он никак не связан с фирмой, само название которой знаменует собой современность и высокую технологию? И как все-таки зовут нового хозяина поместья – исконным английским именем Бэзил или космополитическим Базиль? Оригинал (Basil) дает возможность для соприсутствия обоих вариантов. В переводе пришлось сделать выбор, и переводчица, полагаю, вполне оправданно остановилась именно на втором варианте, который менее привязан к конкретным национальным реалиям. То же в других деталях – автору важен не конкретный национальный вариант бытования одного и того же явления, а оно само, в его "чистом" виде, и точно так же – сам характер, сам механизм действия. Это, если угодно, матрица, модель, архетип, миф. Они имеют самый широкий смысл и приложимы к самым различным областям жизни – современной и исторической, личной и политической, английской и всякой другой… Власть абсолютная и преступная; власть либеральная, переходящая при отсутствии внутренних скреп и убеждений во власть авторитарную и снова преступную; народ, сначала безмолвствующий, а затем, почувствовав "слабину" власти, бунтующий; сложные переливы господства страха и сервильности и тяги к свободе – таковы повороты философской темы Мэрдок в пьесе "Слуги и снег".
Юный Микки, учась читать, твердит строку о пылающем тигре, хорошо известном всем англичанам. Это начало стихотворения Уильяма Блейка, провидца и мистика, взятая из его известного цикла "Песни невинности". Приведем с некоторыми сокращениями это стихотворение в переводе С. Маршака.
