Слуги государевы. Курьер из Стамбула - [3]
Далее доктор знаменитый Иоганн Лаврентьевич Блументрост стал выпрашивать у Меньшикова саму Хийтолу под себя, да Яшка Веселовский нажужжал на ухо Александру Даниловичу, что не гоже все-то саксонцу отдавать, есть еще и офицеры драгунские пораненные, в боях со шведом изувеченные. Брата вспомнил, да еще двоих присовокупил — братьев Нестеровых — Михайла и Степана. Ну и себя, конечно, не забыл, прописал в приказе. А Светлейший подмахнул бумагу, даже не прочитав толком. Так и поделили центральную усадьбу в Хийтоле между Блументростом — ему половина досталась, Веселовскими, на двоих — 32 двора, да Нестеровыми, также на двоих — 26. Всего то 112 дворов было. Часть из них пустовала, многие чухонцы ушли с насиженных мест, но кое-кто остался, а с ними и карелы, русских не боявшиеся. В пустующие избы своих крепостных вселили, коих тоже Яков прислал. Он-то уже начинал входить в силу и богатство, находясь вблизи Меньшикова. Но от доли своей в пользу брата не стал отказываться.
Русские сохранили в присоединенных землях прежние шведские законы. Новые владельцы поместий взимали налоги с крестьян такоже, по старому уложению. Часть себе забирали, остальное в казну. Было это не особо обременительно: с каждого двора — деньгами по два рубля, ржи по две бочки, крупы по четверику[7]. Масла коровьего по три фунта[8], и по тридцать копеек за быков, но с двадцати дворов, и баранов, с четырех дворов. Поземельный налог да налог со скота, поступал владельцу пожалованных имений — гейматов, кроме того определено было количество дней барщины, что крестьянин должен был отработать на хозяина, но он мог и деньгами откупиться. Правда, на крестьянах лежали еще обязанности уплачивать незначительные налоги на суды, школы и церкви. Но по сравнению с бесправным положением русского крепостного здесь крестьяне оставались людьми вольными.
Много земельных наделов раздали в те годы. Но не всем пожалованным повезло. После заключения мира Ништадтского, в 21 году, часть земель отошло назад к Швеции. Так что многие, кто донацию[9] получил, остались ни с чем. Подпоручику Василию Арсеньеву, сослуживцу Ивана Андреевича по шквадрону Светлейшего, тоже было пожаловано на двоих с братом Иваном тридцать восемь дворов в деревне Иоутцено, что неподалеку от Вильманстранда[10]. Так земелька их отошла назад, под шведскую корону. Да и боярину Апраксину не повезло также. Отняли у него 246 дворов в местечке Либелице. Но одно дело боярин знатный, а другое — офицер армейский, в боях покалеченный. Беда, да и только.
А Веселовский-младший стал поживать семейно в деревне чухонской, лежавшей на берегах речки с длинным названием Кокколаниоки. Заняли они дом попросторнее, кормились потихоньку со своих дворов, не забывая, однако, братцу честно посылать половину оброка. Якову-то Андреевичу, как уже говорилось, особо этого и не нужно было, он со временем отхватил достаточно земли и крепостных в южных краях, в украинских землях, щедротами своего покровителя. Но подношения от брата принимал как должное.
— Дескать, собственностью я же тебя оделил! Да и соседство с самим Блументростом для тебя будет полезным. Глядишь, поможет чем доктор знаменитый в излечении увечий. По-соседски.
Правда, царский лекарь в деревне не появлялся. Потому Иван Андреевич боли свои головные лечил средствами народными. В бане парился, потом вином хлебным, на травах настоянным, довершал курс лечения.
Через год, как поселились супруги Веселовские в деревеньке своей, 8-го сентября 1717 года родился сынок у них, Алешей нареченный. Вот уж батюшка Иван Андреевич обрадовался! День-то был необычный, праздничный — Знаменской иконы Божьей Матери. С далекого 1687 года ее облик озарял русские знамена.
— Знатным воином станет сей младенец, коль в такой значимый для русского воинства, день появился на свет! Сама Богородица Пресвятая будет ему покровительницей! — торжественно провозгласил счастливый отец. Новорожденного нарекли Алексеем, в честь старшего сына Государя. Неведомо было Веселовским, что менее года оставалось до кончины наследника российского от руки отца родного.
Евдокия Петровна сколь уж лет с мужем маялась — то с войны ждала, то при гошпиталях мыкалась, а потом дворы чухонские и хозяйство ими брошенное поднимала с несколькими крепостными. Только лишь перекрестилась в ответ на слова мужа и прошептала про себя:
— Сохрани его, Господи!
В тот же год, что казнили царевича, поздней осенью заявился братец старший — Яков Андреевич. Был это его первый и последний визит в Хийтолу. Мрачный он тогда приехал, невеселый.
— Слышь-ко, Иван, давай посидим, поговорим о делах наших грешных. Без ушей посторонних. Сам понимаешь, время какое.
— Дык, посторонних здесь отроду не бывало, — развел руками Иван Андреевич.
Уселись братья на лавку деревянную во дворе. Внешне, вроде бы, и схожи промеж собой, да не зная, что родные, и не скажешь. Яков — в парике надушенном, кафтане богатом, раздобревший на харчах придворных, да с желчью какой-то в лице, младший — Иван — и ростом поболе, а брюхом помене, полысевший, правда, зато жизнерадостный, с запахом луковичным, таким крепким и здоровым, что даже винный перегар отступал.
Кто они — слуги Государевы? Это офицеры великой армии Петра. Армии, прошедшей через все горнила Великой Северной войны, испившей всю горечь первых поражений и заслужившей фанфары победы в свою честь при Полтаве. Русские офицеры — сыны дворянские Петр Суздальцев и Андрей Сафонов, их воспитатель, старый солдат Афанасий Хлопов, шотландец, профессиональный ландскнехт Дуглас МакКорин, отвоевавший всю жизнь в разных армиях, но признавший, что ему нигде так не было хорошо, как с русскими, — вот те, кто образовал костяк новой армии Петра.
«Время греха» — роман о человеческом бытие и деньгах — религии нашего общества, загоняющей всех в глухой тупик безысходности. Сужение ментального пространства смертельно опасно, прежде всего, для женщин, ибо им по природе своей более консервативным, труднее всех вырваться из сжимающих сознание тисков тоталитарной секты нового Вавилона — царства сумрака, вырождения, мерзости, отступничества, разврата, упадка и запустения.
В российской военной историографии «южное» направление всегда довлело над «северным». Между тем, по своей продолжительности войны Руси — России со Швецией превосходят все конфликты с другими неприятелями. Автор книги использовал немало источников, в том числе и новейшие исследования «северных» войн, материалы последних научных конференций, состоявшихся в прошлом, юбилейном, году, когда отмечались и 300‑летие Полтавской «преславной баталии» и 200‑летие завершения семивекового противостояния — Фридрихсгамский мирный договор, по которому Великое Княжество Финляндское вошло в состав России.
О северных рубежах Империи говорят разное, но императорский сотник и его воины не боятся сказок. Им велено навести на Севере порядок, а заодно расширить имперские границы. Вот только местный барон отчего-то не спешит помогать, зато его красавица-жена, напротив, очень любезна. Жажда власти, интересы столицы и северных вождей, любовь и месть — всё свяжется в тугой узел, и никто не знает, на чьём горле он затянется.Метки: война, средневековье, вымышленная география, псевдоисторический сеттинг, драма.Примечания автора:Карта: https://vk.com/photo-165182648_456239382Можно читать как вторую часть «Лука для дочери маркграфа».
Москва, 1730 год. Иван по прозвищу Трисмегист, авантюрист и бывший арестант, привозит в старую столицу список с иконы черной богоматери. По легенде, икона умеет исполнять желания - по крайней мере, так прельстительно сулит Трисмегист троим своим высокопоставленным покровителям. Увы, не все знают, какой ценой исполняет желания черная богиня - польская ли Матка Бозка, или японская Черная Каннон, или же гаитянская Эрзули Дантор. Черная мама.
Похъёла — мифическая, расположенная за северным горизонтом, суровая страна в сказаниях угро-финских народов. Время действия повести — конец Ледникового периода. В результате таяния льдов открываются новые, пригодные для жизни, территории. Туда устремляются стада диких животных, а за ними и люди, для которых охота — главный способ добычи пищи. Племя Маакивак решает отправить трёх своих сыновей — трёх братьев — на разведку новых, пригодных для переселения, земель. Стараясь следовать за стадом мамонтов, которое, отпугивая хищников и всякую нечисть, является естественной защитой для людей, братья доходят почти до самого «края земли»…
Человек покорил водную стихию уже много тысячелетий назад. В легендах и сказаниях всех народов плавательные средства оставили свой «мокрый» след. Великий Гомер в «Илиаде» и «Одиссее» пишет о кораблях и мореплавателях. И это уже не речные лодки, а морские корабли! Древнегреческий герой Ясон отправляется за золотым руном на легендарном «Арго». В мрачном царстве Аида, на лодке обтянутой кожей, перевозит через ледяные воды Стикса души умерших старец Харон… В задачу этой увлекательной книги не входит изложение всей истории кораблестроения.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.