Слуга государев - [10]
— Никак, разбойнички балуют!
Воронов не ответил. Присев над трупом, он осмотрел карманы его одежды. В них оказалось несколько медяков. Потряхивая монеты в ладони, Григорий заметил:
— Разбойнички, говоришь? Что-то не похоже. Денег не взяли. Зато при покойнике ни одной бумаги нет. Вот ведь, история какая!
Проехав еще примерно три лье, де Брезе оказался в небольшом селении, состоявшем из нескольких домов, в окнах которых брезжил тусклый свет. Это была польская деревня, служившая скорее всего пристанищем для путников. Приметив двухэтажное строение, Шарль направился к нему в надежде найти там ночлег. Проезжая мимо изб, он с опаской вглядывался в темноту. Из-за изгороди надрывалась лаем собака, напоминавшая волкодава. Улица была пустынна, но француз чувствовал на себе взгляды невидимых обитателей деревни.
Двухэтажный дом был окружен деревянной изгородью. Ворота оказались открытыми, и де Брезе въехал в большой двор. Он спешился в грязь, привязал лошадь и, на всякий случай проверив оружие, вошел в дом.
В слабом свете свечей и жаровни Шарль различил ряд столов со скамьями. За одним из них сидело несколько человек, около которых, помешивая что-то в миске, стоял хозяин корчмы. Еще несколько фигур можно было разглядеть за жаровней в дальнем углу.
Все оглянулись на вошедшего.
— Это кто до нас пимшеду, панове![4]
Воцарилась тишина. Все разглядывали шевалье с нескрываемым интересом. Хозяин усмехнулся и, взяв свечу со стола, подал Шарлю приглашающий к столу знак.
Не поняв ни слова, де Брезе прошел к свободному столу, окруженному лавками, сбросил промокшую накидку и сел, жестом подозвав хозяина. Тот, переглянувшись с остальными, закинул грязное полотенце на плечо и, вытирая им руки, лениво подошел:
— Цо вельможный пан собежитши?[5]
Де Брезе снова ничего не разобрал из той тарабарщины, которую изрек хозяин, и с помощью жестов дал понять, что хочет есть и пить. Заметив недоверчивый взгляд поляка, Шарль бросил монету на стол.
Хозяин оскалился и, попробовав ее на зуб, одобрительно кивнул. Потом вразвалку направился на кухню. Остальные продолжали беззастенчиво пялиться на француза, отпуская замечания по поводу его костюма.
Наконец они вернулись к занятию, от которого их оторвал полночный гость. В ожидании ужина де Брезе не без интереса наблюдал за варварскими правилами игры в кости. Проигравший подходил к бочонку, прибитому к стене, и прижимал руку к его днищу, а выигравший метал нож, стараясь попасть между пальцами соперника. Если же нож приходился в руку, все заливались гортанным гоготом, а тот, кто ранил приятеля ножом, занимал его место у бочонка.
Игра была в разгаре, когда к игрокам присоединился молодой поляк, спустившийся с антресолей, на которых располагались комнаты для гостей.
Увлеченный зловещим зрелищем, Шарль не заметил, как из кухни вышла девушка. Она поставила перед ним глиняную тарелку с курицей и кувшин с вином. Затем, обойдя стол, остановилась в проеме двери, ведущей на кухню, и оглянулась. Хозяин не замедлил появиться, неся кружку и хлеб. Посмотрев на Шарля, он кивнул в сторону молодки:
— Як вельможный пан измарзу, есть у нас ктошь пана окжэе![6]
На этот раз француз без труда догадался, о чем речь. Уж очень красноречив был взгляд очаровательной полячки. Де Брезе посмотрел на еду, затем на юную особу и остановил свой выбор на курице, откусив приличный кусок. Игроки довольно загоготали:
— Выграуэм! Пшиятелю пшиниси бэчкел!
Очередную партию выиграл тот парень, что спустился с антресоли. Поляки называли его Энжи. Проигравший широкоскулый татарин поднялся и, подойдя к стене, приставил ладонь ко дну бочонка. Молодой поляк улыбнулся и встал напротив, держа в руках самодельный нож с роговой рукояткой. Татарин, не отрывая руки от бочонка, сделал знак подождать, взял со стола кружку и стал пить.
Энжи взглянул на притихших поляков и быстро метнул нож. Татарин даже не понял, что произошло — лезвие вонзилось в дощатое днище между пальцами. Лишь оторвавшись от кружки и увидев нож, татарин отдернул руку. Все загоготали. А Энжи со смущенной улыбкой под восторженные крики и аплодисменты забрал свой нож и поспешил к выходу.
Но не успел он подойти к двери, как она распахнулась и вошли новые гости — очаровательная, лет двадцати, девушка в накидке с капюшоном и розовощекий молодой человек в плаще, немецком камзоле и разбухшей от дождя треуголке. За ними следовали служанка и огромный баварец, фигурой напоминавший шкаф, в ливрее, видневшейся из-под плаща. Его ливрея, видневшаяся из-под плаща, выдавала в нем слугу.
В тусклом свете лампы путники не сразу заметили де Брезе и, напуганные шумной компанией, остановились в нерешительности. Француз, дожевывая, поднялся навстречу гостям и поклонился:
— Бонжур, мадемуазель, месье! Честь имею представиться — шевалье де Брезе! Прошу вас разделить со мной ужин!
Приехавшие, покосившись на поляков, подошли к столу, и молодой человек ответил с сильным немецким акцентом:
— Боншур, шефалье! Маркиз фон Шомберг и моя сестра матмуазель фон Шомберг. К фашим услугам!
Де Брезе жестом пригласил гостей за стол:
— Как приятно встретить дворянина в этой забытой Богом стране…
