Слуга Божий - [79]

— Открыть? — спросил мужчина и перестал меня колоть.

— Нет. Нанесите хвороста и поджигайте. — Он посмотрел в мою сторону. — Если ещё раз заговоришь, Мордимер, велю выжечь твой поганый язык.

Я не сказал ни слова, но счёл: что ж, попробовать стоило. Конечно, с тем же успехом как прощение епископа, я мог им предлагать царство. Независимо от моих обещаний и так все были бы допрошены и сожжены. Однако я мог обольщать себя надеждой, что они об этом не знают.

Игнациус стоял возле меня и снова улыбался.

— Как же я рад, что ты справился с нашим убийцей, — сказал он. — Однако хорошо тебя выучили, Мордимер. Пока я не сообразил, что от тебя можно получить больше пользы, я планировал тебя глупо убрать…

Значит, это были вы, — хотел сказать я, но предусмотрительно промолчал, ибо предпочитал умирать с языком во рту.

— Однако я не знал, что ты пользуешься деканскими стрелками… Хм… Очень действенное оружие, смею сказать, хотя и нетипичное для инквизитора.

Мужчины спокойно укладывали хворост вокруг плетёной корзины.

— Сырое это дерево, — пожаловался один из них вполголоса.

— Сырое, значит, будет дольше гореть, — весело ответил Игнациус. — Сухое, это только «пшик» и нет Мордимера. Ну, однако, поверните же его лицом к реке, — вдруг произнёс он, — ибо как же иначе…

Двое мужчин позвали ещё кого-то и, охая, передвинули плетёную фигуру так, что перёд клетки, в которой я был заперт, был обращён к реке. В связи с этим, я потерял из поля зрения костры и суетящихся около них людей, а перед собой имел только гладкую, темно-серую глубь залива и болотистый берег.

— Ты удивишься, Мордимер, тому, — продолжал Игнациус тоном дружеской беседы, — кто выйдет из бездны, чтобы восхищаться твоей смертью. Только не разочаруй меня, парень, и кричи. Кричи громко, когда огонь будет сжигать твоё тело.

— Всё-таки ты ненормальный, — сказал я, вздыхая, ибо решил, что раз его возбуждает мой крик, то всё-таки не велит отрезать мне язык.

Он только рассмеялся.

— У тебя никогда не было случая восхищаться пламенем именно с этой стороны, Мордимер. Это будет новым жизненным опытом.

Подчинённые Игнациуса закончили укладывать хворост вокруг плетёной фигуры и сейчас разглядывали результаты своего труда.

— Время начинать, — произнёс торжественным тоном Игнациус и отошёл в сторону. Вернулся, держа в руках горящий факел. — Идите сюда, дети мои, — крикнул он, и я услышал, как за моей спиной начали собираться его единоверцы.

— Боги рек и лесов, боги полей, лугов и болот… — зазвучал он торжественно.

— Аллилуйя, вылезайте, уроды! — заорал я. — Ату! Эй! Мордимер сейчас отпинает вас в толстые жопы!

Я услышал за собой враждебный ропот, и кто-то воткнул мне болезненно конец палки в рёбра. Я задохнулся и закашлялся, а потом кто-то другой вдобавок грохнул меня по затылку.

— … примите нашу жертву, — взывал дальше Игнациус. — А взамен сотворите из воды, деревьев, ветра и песка наших друзей. Пошлите на наших врагов бурю и вихри, ударьте в них молниями…

— Перденьем! — заорал я и снова получил, так, что у меня загудело в голове.

Тем не менее, я надеялся, что несколько порчу им праздничное настроение. Я всегда считал, что если уж умирать, то так, чтобы была тема для песни или, хотя бы, потешной истории.

— … обнажите пороги и мели перед носами их кораблей. Об этом вас просим!

— Просим, просим, просим, — простонала стоящая за мной толпа.

— Появитесь и любуйтесь мукой Христова слуги, — звал Игнциус. — Пусть подыхает так, как подохнет его Бог!

И вдруг, верите мне или нет, любезные мои, я увидел, как из серой бездны что-то появляется. Ещё далеко от берега, на границе темноты, но всё-таки… Я видел, как вода заволновалась, будто плескалась в ней огромная рыба. Невольно по мне пробежала дрожь. Неужели эти глупцы на самом деле научились призывать демонов? Что ж, в конце концов, Игнациус был опытным инквизитором, и лишь Бог знает, какие книги он изучал и чему из них научился.

Из глади воды появлялось что-то огромное. Что-то серо-зелёное, блестящее жутко в слабом свете луны. Что-то покрытое илом и зелёной плесенью. Вокруг этой бесформенной, грузной фигуры я видел также другие, поменьше, как бы с женскими очертаниями. Весь этот хоровод приближался медленно, а вода вокруг него бурлила и хлюпала, будто взбудораженная подземным извержением. Мне сейчас было уже не до смеха, и я был близок к тому, чтобы поблагодарить Игнациуса за то, что он определил мне всесожжение[125], а не распорядился бросить меня этим существам на съедение. Ибо, несомненно, как все демоны, они были бы не против закуски из человеческого мяса.

— Вот ваша жертва, — произнёс Игнациус, и я увидел краем глаза, что он поднимает руку с факелом.

И сразу после этого я услышал свист, факел упал в грязь, а Игнациус закричал. И на этот раз это был крик не проповедника, а раненого человека. За моей спиной поднялась суматоха, раздались крики, но над всем властвовал могучий голос.

— Вперёд, дети Христа! — слышал я, и голос этот показался мне знакомым.

Я усиленно пробовал повернуть голову, но был не в состоянии этого сделать, а в результате не видел ничего, кроме болотистого берега, воды и потухшего в иле факела, который должен был служить поджиганию моей ловушки. Создания, выходящие из воды, замерли. А потом начали пятиться. За спиной я слышал испуганные крики, вопли боли, стоны, свист мечей и тяжелое чавканье ног в грязи. А потом в поле моего зрения вбежали три фигуры. Двумя из них были мужчины в белых одеяниях, третьей кто-то мощный, грузный, одетый в чёрную мантию с капюшоном. Тёмная фигура, несмотря на свой вес и объёмы, догнала первого из убегающих и свернула ему шею одним, казалось бы, небрежным движением левой руки. Я явственно услышал треск ломающего позвоночника. Потом огромный мужчина крутанулся, будто балерина, уклонился от рубящей сабли и ударил второго сектанта прямо в грудь. Нет, любезные мои, ударил, это слабо сказано. Он вбил ему пальцы в грудную клетку, проломал рёбра и вырвал сердце. А потом засмеялся и бросил кровоточащую подачку далеко в воду. Женские фигуры подпрыгнули, разрывая этот обрывок мяса, и сразу после этого я услышал писки и отвратительное чавканье.