Случайный турист - [15]

В последний год все изменилось. Сара разлюбила многолюдье. Она близко не подходила к магазинам, не таскала Мэйкона по вечеринкам. После смерти Итана они ходили только на спокойные семейные обеды, но сами никого не приглашали.

– Может, позовем Смитов и Миллардов? – как-то раз предложил Мэйкон. – Они-то нас часто принимают.

– Конечно, конечно. В ближайшее время, – сказала Сара, но сама и пальцем не шевельнула.

На вечеринке они и познакомились. Обоим было по семнадцать. Две школы устроили совместное развлечение. Уже тогда Мэйкон терпеть не мог всякие сборища, однако втайне мечтал о любви и потому рискнул явиться на это мероприятие, но потом забился в угол, где, изображая, как ему думалось, беспечность, потягивал имбирное пиво. Шел 1958 год. Весь мир носил рубашки с воротничком на пуговках, но Мэйкон, переживавший свой поэтический этап, был в черном свитере под горло, черных брюках и сандалиях. А Сара, бойкая круглолицая девушка с копной каштановых волос, огромными синими глазами и пухлой нижней губой, была, помнится, в чем-то розовом и оттого как будто вся сияла. Ее окружало кольцо поклонников. Невысокая и ладная, она как-то по-особому скрестила изящные загорелые ноги, словно всем своим видом говоря, что этому очумелому стаду из баскетбольных и футбольных звезд ее не охмурить. Мэйкон мгновенно понял, что здесь ему ничего не светит. Вернее, он даже не прикидывал свои шансы, а, минуя взглядом красавицу, высматривал иной, достижимый для себя вариант. И потому Саре пришлось самой сделать первый шаг. Она подошла к нему и спросила, чего он так выпендривается.

– Я? – опешил Мэйкон. – Я вовсе не выпендриваюсь.

– Полное впечатление, что выпендриваешься.

– Да просто здесь… скукота.

– А потанцевать не хочешь?

Они танцевали. Мэйкон, ничего подобного не ожидавший, был как в тумане. И лишь дома, немного успокоившись, смаковал и обдумывал недавнее событие. Он понял, что если б не выглядел воображалой, Сара его не заметила бы. Он один не увивался за ней в открытую. Значит, и впредь не стоит ее домогаться, проявлять излишнюю настойчивость и выказывать свои чувства. Похоже, в общении с ней надо сохранять достоинство.

Видит бог, это было непросто. Мэйкон жил с дедом и бабкой, твердо убежденными в том, что водительские права нельзя выдавать раньше восемнадцати лет. (И неважно, что штат Мэриленд считал иначе.) Поэтому дед Лири возил Мэйкона и Сару на их свидания. В длинном черном «бьюике» Мэйкон одиноко восседал на обитом серым бархатом заднем сиденье, ибо внуку не по чину, заявил дед, сидеть с ним рядом.

– Я тебе не наемный шофер, – говорил он. – И потом, в твоем местоположении есть скрытый смысл. (В юности Мэйкона почти всем заправляли скрытые смыслы.)

И вот он одиноко сидел на задах, а Сара располагалась рядом с дедом. Облако ее волос, подсвеченное фарами встречных машин, напоминало неопалимую купину. Подавшись вперед, Мэйкон прокашливался и задавал вопрос:

– Ты уже закончила курсовую?

– Что? – переспрашивала Сара.

– Курсовая, – говорил дед. – Парень интересуется, закончила ты ее или нет.

– А, да, закончила.

– Она ее закончила, – транслировал старый Лири.

– Я не глухой, дед.

– Хочешь вылететь из машины и дуть пешедралом? Я не потерплю этакую наглость. Ведь я мог бы сидеть дома в тепле, а не раскатывать тут в потемках.

– Извини, дедушка.

Только молчание давало надежду. Неподвижный и отрешенный, Мэйкон затаивался на заднем сиденье. Если Сара обернется, она увидит лишь блик на его светлых волосах и бледное пятно лица, все остальное – тьма, с которой сливается его черный свитер. Ход сработал.

– О чем ты все время думаешь? – шепнула Сара ему на ухо, когда они танцевали в актовом зале ее школы. Мэйкон лишь криво усмехнулся, словно вопрос его позабавил, и ничего не ответил.

Мало что изменилось, когда он получил права; мало что изменилось, когда он поступил в колледж. Правда, он наконец-то расстался с черными свитерами и приобрел облик небрежно элегантного студента Принстона в белой рубашке и брюках цвета хаки. Без Сары было ужасно пусто, но в письмах к ней он говорил лишь об учебе. Сара, учившаяся в балтиморском Гаучер-колледже, отвечала: «Ты по мне совсем не скучаешь? Я избегаю мест, где мы с тобой бывали, боюсь, что встречу твой загадочный взгляд издали». Свои письма она заканчивала: «С любовью, Сара», он подписывался: «С приязнью, Мэйкон». По ночам он представлял, как она лежит рядом и пряди ее шуршат о подушку, хотя в реальности они лишь до одури целовались. По правде, он сомневался, что отважится на большее, если – как тогда выражались? – не размундирится. Иногда он даже слегка злился на Сару. Казалось, ему навязали фальшивую роль. Чтобы Сара его любила, приходилось изображать бесстрастность. Ох, от мужчин ждут чересчур многого!

Сара писала, что ни с кем не встречается. Мэйкон тоже не ходил на свидания, но, разумеется, об этом помалкивал. Летом он приехал домой и работал на дедовой фабрике; в местном бассейне Сара работала над своим загаром. Пролетела уже половина лета, когда она спросила, почему он никогда не предлагал ей переспать с ним. Мэйкон подумал и спокойно ответил, что как раз хотел ей это предложить. Они пошли к ней домой, поскольку родители ее проводили отпуск в Рехобот-Бич. Поднялись в ее спаленку – сплошь белые оборки, запах свежей краски, разогретой жарким солнцем.