Случайные смерти - [6]

Она прерывисто вздохнула, прижалась к нему.

Фрэнк спросил:

— Что-нибудь не так?

— Можно повторить?

— Всегда пожалуйста, — сказал Фрэнк.

После душа Лулу спросила, есть ли у него чистая белая рубашка. Одна висела в шкафу, на плечиках, которые нельзя украсть и унести с собой. Номер стоит двести пятьдесят долларов в сутки, а администрация отеля боится, что уведут пару вешалок. Вот она, современная жизнь. Фрэнк дал ей рубашку. Она доходила Лулу до колен и молодила по крайней мере еще года на два. Теперь ей невозможно было дать больше двенадцати. Она спросила:

— Где ключ от комнаты?

— В кармане штанов.

Лулу надела свои очки, взглянула на него. В больших зеркальных линзах отразились два голых распухших Фрэнка. — Дай мне, — сказала она.

Порывшись в карманах, Фрэнк нашел пластмассовый прямоугольник. Отдал ей, она взяла его за руку и потянула к двери. Он вышел вслед за ней в коридор. Дверь захлопнулась: вздох петель и заключительный тихий щелчок, — словно бесповоротно откусив кусок его жизни. Фрэнк стоял голышом и уже начинал зябнуть.

Что, черт побери, она задумала?

Ниже по коридору открылась дверь, вышла пожилая пара. Мужчина проверил замок и об руку с женой удалился прочь. Лулу прошептала:

— Второй медовый месяц, спорим. Милые какие. Поцелуй меня, Фрэнк.

Фрэнк обнял ее и поцеловал длинно и горячо.

— Замечательно.

Она вспрыгнула к нему на руки. Подхватив ее, Фрэнк сообразил, что оказался в освященной временем позе жениха, собравшегося перенести невесту через порог. И наконец понял, зачем ей понадобилась белая рубашка — другого свадебного платья у них не было. Он отпер дверь, внес ее в комнату и пошел к кровати.

— Ох, Фрэнк, — сказала она. — Ты ни за что не поверишь, но я тебя всю жизнь ждала.

На рубашке был миллион пуговиц. Фрэнк справился с несколькими и наклонился поцеловать ее грудь.

— Я тебя обожаю, Фрэнк. — Она слегка повернулась, чтобы ему было удобнее.

Фрэнк открыл было рот, но передумал. Лулу спросила:

— Что?

— Ничего.

— Нет, ты хотел что-то сказать. Я знаю.

Фрэнк продолжал возиться с пуговицами. Не терять же время.

— Не то чтобы это очень важно, но лучше бы ты не красила волосы. — Его пальцы легко прошлись по ее животу. — Особенно тут. Они на пользу не идут, эти химикаты.

— Я не высвечиваю волосы, Фрэнк. — Она сняла очки. — Посмотри на меня.

Фрэнк послушно заглянул в холодные глубины и льдистые мелководья бледно-голубых глаз своей милой.

— Посмотри на мою кожу. Видишь вены? Я цвета айсберга, черт бы его драл. — Она села, слегка от него отодвинувшись. — Я альбинос, Фрэнк.

— Альбинос?

— Вороны, носороги, люди… Это врожденное. Не лечится. Причина — отсутствие пигмента в волосах и коже. Заметил, какие у меня светлые глаза? Я ношу цветные контактные линзы, без них радужки еще бледней. Я не хвастаюсь, Фрэнк. Крашеная пластмасса задерживает часть света. Только подумай: свет причиняет боль.

Фрэнк поцеловал ее в губы. Она сказала:

— Это хорошо, Фрэнк. Мне понравилось, так и целуй меня. Давай проделаем маленький опыт.

— Какой?

— Закрой глаза. Представь на минутку, что ты слепой. Незрячий. — Голос Лулу был мягкий, как клубника.

Фрэнк зажмурился.

— Постарайся помнить, что ты всегда был слепым, всю жизнь не видел ничего, кроме темноты. — Она помолчала, затем продолжала: — Ты всю жизнь жил один. Я — первая и единственная женщина, которой ты коснулся. Ты не знаешь, будем ли мы еще вместе. Поцелуй меня, Фрэнк. Целуй меня, целуй и целуй. Запоминай меня, раскрой все мои тайны. Увидь меня такой, какая я есть, в темноте.

Фрэнку было тридцать восемь. До сих пор он не давал себе труда влюбиться. Может, потому, что вел кочевую жизнь. Да и женщины, которые ему попадались; обычно не хотели увязать. Раньше это его вполне устраивало. Хотя он и любил женщин, но к сексу, может быть, потому, что привык к длительным воздержаниям, он никогда не относился слишком всерьез — для него это была забава вроде запуска бумажного змея, всего-то и нужно, что попутный ветер да подходящее настроение.

На этот раз все было иначе.

Раньше Фрэнку приходилось иметь дело с женщинами, которые умели брать, но дарить были не способны. Лулу, он начинал понимать, была неповторима в том, что находила вкус в обоих видах наслаждения.

Фрэнк решил уступить, проделать этот фокус с поцелуями слепого. Он умерил пыл. Скоро обстоятельства перестали казаться искусственными, он забыл себя, забыл, кто он. Он будто сбросил свою личность, выпростался из нее и пошел дальше. Перестал быть Фрэнком Райтом и превратился в кого-то совершенно иного.

Вот только в кого? Этого он пока даже смутно не осознавал.

Рот-бабочка пил нектар плоти. Поскольку его глаза были закрыты, он не мог видеть, что повсюду, где целовал ее, она расцветала нежно-розовым цветом. Но он остро ощущал растущее тепло ее тела, то, как она разгоралась навстречу ему. Он продолжал упиваться ею, но стал целовать чаще, и тогда она схватила его голову в ладони и подалась к нему, вскрикнула и оттолкнула его.

Он открыл глаза и, к своему смущению, обнаружил, что она плачет и слезы струятся по щекам. Он предложил ей кончик простыни. Она не обратила внимания. Он закурил. Солнце садилось, и окно превратилось в черный прямоугольник с разбросанными кое-где крапинками света. Фрэнк глубоко затянулся.