Случайные обстоятельства. Третье измерение - [95]

Шрифт
Интервал

Михаил Антонович мог бы сейчас рассказать им не одну подобную историю, но и времени было в обрез, да и сам при этом всегда только расстраивался за Чехова, слишком многих начинал ненавидеть из его окружения, себя же потом одергивать приходилось: ну нет же их, давно уж нет!..

Похвалив Степанскую за хороший ответ, он отпустил ее, вызвал еще нескольких и уж совсем растрогался, когда Инна сказала, что, читая Чехова, заметила такую его особенность, что получается, будто не я сужу его героев, которые поступают не так, как надо, а я же сама тоже виновата вместе с ними.

Потом, переходя к новой теме, он спросил у класса, а как они понимают лаконизм Чехова. В общем-то они правильно понимали, но он все же поинтересовался: по их мнению, сколько приблизительно страниц занимает «Дама с собачкой»?

Посыпались уверенные ответы: сто, двести, больше — там же целая жизнь проходит!.. Огромная жизнь, согласился он. От вроде бы пошленького курортного романа поначалу — и до высокой любви...

Он раскрыл перед ними томик Чехова и вместе с ними посчитал: шестнадцать страниц, всего восемь листиков.

Они удивились, громко стали обмениваться впечатлениями, и вдруг, смолкнув, все дружно повставали из-за парт.

В дверях стоял директор школы. Осанистый, внушительно неторопливый, с цепким твердым взглядом исподлобья, умел он подчинять себе не только учителей, но и учеников, что по нынешним временам, как полагал Михаил Антонович, было много сложнее.

— Шумно в классе, — сказал директор и, помолчав, ткнул пальцем: — Постричься.

— Я... я стригся... — пролепетал ученик, один из самых робких в классе.

— Значит, плохо стригся, — сказал директор. — И давно. Как фамилия?

— Моя?..

— Свою я сам знаю.

Послышался подобострастный смешок, и Михаил Антонович укоризненно покачал головой: ну почему всегда находится кто-то, кто немедленно принимает сторону сильного?!

— Петров, — назвался ученик.

— Вот завтра, Петров, зайдешь ко мне перед уроками — показаться, как понял мое замечание. Михаил Антонович, на минуту...

Они вышли в коридор.

— Предупредите всех: сидеть завтра, чтоб муху слышно было!

— У нас и мух-то нет, — улыбнулся Михаил Антонович.

Директор холодно посмотрел на него, давая понять всю неуместность шуток накануне такого дня.

— И еще... Кто из ваших учеников вызывает опасения? Не в смысле знаний — таких просто не вызывать завтра, а по линии, так сказать, поведенческой...

— Простите?.. — Михаилу Антоновичу вдруг захотелось вслух не понять то, что он уже вполне уловил.

— Что ж тут непонятного! Самых неуправляемых перевести на завтрашний урок в параллельный класс.

— Но... но как же я объясню им?.. Как вообще это объяснить?

— А никак. Они уже достаточно взрослые люди и прекрасно все понимают.

— То есть — что значит: «все понимают»?.. — Пораженный, Михаил Антонович уставился на директора.

— А то и значит! А я вот — вас не понимаю, Михаил Антонович: вам хоть сколько-нибудь дорога честь нашей школы?

Михаил Антонович растерялся. Как же так?! Смотреть при этом совершенно открыто, без тени смущения...

Уличать кого-нибудь во лжи ему всегда было тягостно и стыдно. Он и учеников-то никогда не подлавливал на этом — напротив, всем своим видом старался показать, что он не верит, будто ложь была намеренной. Просто, мол, не так мы его поняли, неудачно он выразился... А как же иначе?! Как это не дать человеку еще один шанс? А директор... Может, он и в самом деле искренне убежден в своей правоте? Тем более он у них в школе совсем недавно...

— Простите, — проговорил Михаил Антонович как можно мягче и участливее, — вы действительно считаете, что для чести нашей школы...

— Потрудитесь сделать, как я сказал, — перебил его директор. — И никаких этих ваших дискуссий на уроке. Строго все по программе: от и до.

Круто повернувшись, он пошел по коридору, крепкий, уверенный, хозяйственно оглядывая по дороге, все ли тут в порядке, и кое-где поправляя на дверях таблички, а Михаил Антонович, спохватившись, что столько времени у них от литературы оторвали, заспешил к своим ученикам.

Теперь ему и в самом деле захотелось предупредить их о завтрашнем госте, но Михаил Антонович все же поборол в себе это желание: была какая-то особенная приятность вести себя даже и перед самим собой так, будто ничего не случилось.


Потом учителя, посмеиваясь, рассказывали, как директор, встречая заведующего гороно, прождал у ворот школы около часа. Иди знай, что тот откажется от автомобиля — на улицах весна, солнышко, ручейки — и захочет, видимо, пройтись до их школы пешком. Михаил Антонович не понимал злорадного тона своих коллег, хотя, как и они, не любил директора. Однако все-таки жаль было человека, стоило лишь себе представить, как тот мается у ворот, как ему неудобно свое положение... Он и сказал им об этом, но учителя дружно возразили ему: ошибаетесь, Михаил Антонович. Вот прежний наш директор, пусть и встречал начальство таким же манером, но всячески скрывал это от посторонних глаз, стеснялся все же, а теперешний так себя держит, с таким уверенным спокойствием и достоинством, словно по-иному встречать попросту и нельзя, невозможно, даже и быть не должно.


Рекомендуем почитать
Происшествие в Боганире

Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».