Случайные обстоятельства. Третье измерение - [93]

Шрифт
Интервал

— А, черт! — вспомнил Букреев и наклонился к трансляции: — Бобрика на мостик!

— Что-нибудь случилось? — спросил Ковалев.

— Да забыл про соль спросить! Мы однажды тоже вот так ушли, а соль не взяли. Даже вспоминать тошно... Солили все морской водой.

— С тех пор и спрашиваешь? — улыбнулся Ковалев.

— Теперь только об этом и спрашиваю, — пробормотал Букреев.

Выскочив на мостик, мичман Бобрик скороговоркой доложился и обеспокоенно посмотрел на командира.

— Соль захватили? — обернулся к нему Букреев.

— Как же можно, товарищ командир!.. — обиделся Бобрик. — Неужели мы...

— Еще как можно!.. — успокоился Букреев.

Уже уходили, раздвигаясь, берега, и, стоя на мостике, Букреев с одобрением прислушивался к ровному гулу турбины.

Начиналась другая жизнь, привычная для него работа, и нужно было думать теперь только об одном: как лучше эту работу сделать.

СЛУЧАЙНЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА

Светлой памяти отца и друга Циприса Бориса Яковлевича

1

Когда стало известно, что завтра к ним в школу ожидается сам заведующий гороно, каждый поначалу опасался, не к нему ли на урок его поведут, но директор выбрал Каретникова, и теперь можно было не только вздохнуть с облегчением, но вместе с тем уже и за себя немного обидеться: а почему не ко мне?

Михаил Антонович это почувствовал, ему стало неловко перед коллегами, словно в таком директорском предпочтении была его собственная вина, а между тем, переменив в учительской классный журнал и отправившись на очередной урок, думал он о завтрашнем дне лишь с досадой, представляя себе, как его ребята, которые начнут сейчас горячо, шумно спорить, а он, умышленно подзадоривая, будет радоваться, что хоть в какой-то мере прививает им «жажду размышлений», — как те же ученики просидят завтра весь урок тихо, чинно и, вызванные к доске, правильно и скучно перескажут учебник, не зададут, сколько ни взывай к ним, никаких вопросов, да ведь и он тоже, тяготясь чужим присутствием, станет заботиться о том, как бы поточнее соблюсти методику и уложиться в урок.

Седой, высокий, слегка сутулый, он доброжелательно, как всегда, улыбнулся, негромко поздоровался с классом и, мельком взглянув поверх очков на ожидающие, с ухмылкой лица, понял, что девятый «А» успел что-то вытворить. Правда, торжествовали одни ребята, а девочки были явно возмущены, притом столь единодушно, как это редко случалось между ними. Что-то, значит, такое, что против женской половины человечества... Ему, пожалуй, так и не дождаться снова раздельного обучения, как это когда-то было. А жаль... Дело-то ведь не только в том, что их надо по-разному воспитывать. Тут еще и иное: Прекрасная Незнакомка, где ты? Все время на глазах друг у друга, все им обыденно, все в привычку — что уж тогда «нездешнего» в этой девочке, какая загадка и таинство?

Он уселся за стол и, пока вписывал в журнал дату и тему урока, сообразил, что, кажется, надо к доске обернуться. Торопливыми скачущими буквами там было набросано:

«Господи Боже мой! и так много всякой дряни на свете, а ты еще и жинок наплодил».

Михаил Антонович усмехнулся про себя: так сказать, знание классики, за которое он все время ратует. И даже, сколько он помнит, написание истинно гоголевское: «Боже» — с прописной буквы, а после восклицательного знака — со строчной. Конечно, скорее всего это Игорь Павловский в массы принес. Он отличник — это, в глазах ребят, почти неприлично, они больше уважают определенный крен, но ему охотно прощаются его вечные пятерки, потому что он не зубрила.

Сняв и протирая очки платком, Михаил Антонович кивнул на доску:

— Н-ну... и как оценим?

— А просто как урок классики, — немедленно отозвался Павловский.

— Как глупость! — выкрикнул кто-то из девочек.

— Зачем так уж сразу?.. — примирительно сказал Михаил Антонович. — Надо быть все же поснисходительнее...

— К Гоголю?! — с иронией спросил Игорь Павловский.

— К тому, кто на доске написал, — улыбнулся Михаил Антонович. — У юноши переходный возраст. Это пройдет... Знаете, есть такой любопытный психологический феномен: если мальчишка-третьеклассник бьет девочку портфелем по голове, он вовсе не обязательно хулиган — ему, вполне возможно, она-то как раз и нравится...

— Вот пусть тогда про нее и пишет! — крикнула Инна под общий хохот. — А других нечего трогать!

Михаил Антонович смутился этим непредвиденным поворотом. Ему стало жаль Игоря. Всем в классе известно, что Павловский неравнодушен к Наташе, но вряд ли кто-нибудь из них догадывается, что именно за это Инна столь активно презирает Наташу. Впрочем, ее почти все девочки недолюбливают: нелегко простить такую красоту, тем более если она сама себя сознает, а Наташа ох как сознает... Она не одному Игорю нравится, и это еще больше настраивает девочек против нее. К тому же Наташа немного глупа, она, кажется, и сейчас не совсем поняла, отчего это все они смеются, но, честное слово, при таких утонченно-благородных чертах ей даже и глупость идет.

— А можно вопрос? — встала из-за парты Инна, широконосая, нескладная, в очках с толстенными зеленоватыми стеклами.

Михаил Антонович невольно посмотрел на часы. Но как же откажешь? Да и свой интерес: из таких «не по теме» вопросов узнаешь гораздо больше...


Рекомендуем почитать
Происшествие в Боганире

Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».