Случайные имена - [12]

— Но почему? — изумился я, впрочем, лишь для того, чтобы хоть что–то сказать.

— А потому, — ответила она, — что это просто указание на то, что ты выбрал не тот путь.

— Ну знаешь, — возмутился я, — что это значит, «выбрал», да и как это — «не тот»?

Тут Сюзанна пустилась в длинные и бестолковые объяснения, из которых я понял, что жена моя еще больше укрепилась в понятии греховности и необходимости искупления грехов, чем в тот момент, когда у нее все это началось. Не «тот путь», по ее словам, был не чем иным, как попыткой свержения Бога, хотя — к Господу же и апеллирую — ничем подобным я никогда не грешил (греховности, грехов, грешил, что поделать, если выстраивается именно такой лексический ряд). Пусть даже слово «свержение» слишком многому обязывает, но оно, по ее мнению, самое точное, ведь в нем изначально содержится определение того, чем я занимаюсь.

— Чем же? — поинтересовался я, и тут она вывалила на меня кучу всякой занимательной ерунды, главным в которой было то, что именно мое писательство и заставляет идти по этому ложному пути.

— Смешно, — констатировал я, почтительно дослушав до конца вышеупомянутый бред.

— Нет, — парировала она, обосновав это тем, что нельзя самому бросать вызов Богу и творить несуществующие миры.

— Бред! — повторил я.

— Ты не прав, — сказала Сюзанна и заплакала.

Я был изумлен, я почувствовал, насколько далеки стали мы с ней друг от друга, гораздо дальше, чем в тот первый, пресловутый сентябрьский вечер, когда я еще не мог и представить, насколько дурной метафизикой обернутся невымышленные приключения собственного письма, но что поделать, если именно такой вот дурной метафизикой отдавали, на мой взгляд, безумные размышления Сюзанны о гибельности того пути, на который я вступил, и о том, что судьба подала мне знак (вот и она впервые употребила это понятие), сломав — почти на моих глазах — статуи сатира и нимфы, о чем я и поведал ей с такой страстью.

Бред, какой же все это бред, говорил я Сюзанне, но она то плакала, то смеялась, а потом заявила, что не исключает и той возможности, что наша с ней жизнь есть не что иное, как параллельное исследование двух путей, из тьмы к свету и от света во тьму. Последнее, естественно, относилось ко мне, и тогда–то я впервые и поинтересовался, не увидит ли она ничего странного в том, что я когда–нибудь продам душу дьяволу?

— О нет, — ответила она, вытерев слезы, — странного в этом я ничего не увижу, но пока об этом рано говорить.

— Когда же? — поинтересовался я.

— Через несколько лет.

И вот эти несколько лет прошли, и в ту ночь, когда телефонный провод принес мне известие о том, что за роман «Градус желания» (можно не продолжать, все и так известно)… и Сюзанна спросила меня, что я буду делать, если не получу Хугера, то я ответил теми словами, которые она когда–то уже спровоцировала во мне.

— Серьезно? — спросила Сюзанна (развернем уже прозвучавшую тему).

— Серьезно.

— Хочешь пари?

— А какое?

— Если ты этого не сделаешь, то бросишь писать.

— А если сделаю?

— Если сделаешь, то я пойду за тобой, куда бы это ни привело.

— А ты не боишься?

Сюзанна улыбнулась:

— Хочешь залог?

— Какой? — спросил я.

— Узнаешь. Потерпи до утра.

6

Мы молчали до конца завтрака, а потом я не выдержал и спросил ее:

— Интересно, что ты придумала на этот раз?

— Ничего особенного. Я просто хочу сама помочь тебе завести параллельный роман.

— Но зачем тебе это надо, да и потом — почему ты сама хочешь выбрать мне объект?

— Подходящее словечко — объект, — заметила Сюзанна.

— Ты не ответила на вопрос…

— А я и не собираясь отвечать, я просто предлагаю тебе пари, а так как я абсолютно уверена в выигрыше, то предлагаю и залог, ведь он все равно мало что значит в сравнении с выигрышем.

— Дурь собачья, — сказал я, — ты хоть меня спроси, нужен ли он мне?

— А это не играет никакой роли. Просто мне хочется, чтобы залог был именно таким, но с одним условием — я сама хочу помочь тебе сделать это.

— Что — это? — не унимался я.

— Завести роман.

На этой фразе наш диалог замкнулся, и я понял, что мне не то что не переубедить Сюзанну, мне даже не стоит пытаться это сделать, ведь если уж что она вбила в голову, то будет стоять до конца, впрочем, при всей лестности предложения мне совсем не хотелось его принимать, ведь я знал и подоплеку такого поворота событий: это означало бы еще большее погружение Сюзанны в невнятный мир ее переживаний и того, что она называла словом «искупление».

Можно, конечно, просто взять да посмеяться над всем этим и предложить ей не маяться дурью, а жить со мной и впредь так, как живут все нормальные пары, но я хорошо знал, что мы давно уже не были нормальной парой, да и потом: сам смысл пари! Расскажи кому–нибудь о том, ради чего оно заключено, то любой скажет, что мы безумны. Но ведь я не отвергаю ни само пари, ни то, чем оно может стать для меня.

Так не стоит ли тогда принять и залог (или непременное условие, такая формулировка тоже возможна). Принять хотя бы ради того, чтобы попытаться выяснить, чем закончится этот странный сюжет, столь внезапно возникший в моей жизни и оказавшийся более изысканным и напряженным, чем сюжеты моих собственных, вот только не пережитых, а написанных романов?