Случайному гостю - [37]
Бабушка разламывает пряник и опускает его в пиво, туда же высыпает изюм. И встряхивает корзинку.
— Хм! — говорит бабушка. — Подойди сюда, моя безтолковость.
— Зовёте кошку? — мрачно осведомляюсь я.
— Совсем нет, — откликается она. — Прентко[75] глянь в кошик.
— Дадите мне грошик? — веселюсь я, и обойдя стол, зыркаю в корзинку с выпечкой.
>Лучшие на свете — гданская водка, варшавский башмак, торунский пряник и краковская панна, это знают все. Пряники держат пальму первенства. Это целая церемония, а вовсе не разбавленная водами Балтики сивуха, какой-то там башмак или неизвестная ветреница из Кракова…
>В Средневековье, одновременно с тем, как рыцари Храма догадались мыть перед едой руки, пришла мода на ароматные сарацинские коренья и на их пряный вкус. Пряности стали добавлять во всё, в том числе и в медовые коржики. Тогда-то печеньица и изменили название: из «медовиков» стали «пряниками», то есть перчеными.
>Пряничное тесто стали вырезать в разнообразных формах, а сам пряник богато украшать. Внешний вид его всегда следовал веяниям. Например, в XVI веке вошли «в моду» формы-сердечки, век XVII был временем пряничных святых и королей — из уважения есть их начинали с ног. Ещё столетие спустя, излюбленными мотивами стали звери и младенцы.
>Пекли пряники в Торуни тогда «по-домашнему», почти, как мы нынче — но не без фантазий: «В десятую часть кварты растапливаемого меда понемногу вливать большую чашку спирта, то и дело перемешивая, чтоб не загорелось. Всыпать горсть лаванды, на ноже сушёного имбиря, полстакана отваренной и порезанной апельсиновой кожуры, столько же лимонной, немного аниса, хорошенько перемешать и влить в пять кварт ржаной муки грубого помола, прожаренной в горячей кастрюле, крепко взбить лопаткой, а когда остынет, месить руками несколько часов. Затем разлить в формы, смочив руки в пиве с топленым медом — смазать сверху пивом, обложить цукатами и миндалем, а когда слегка поднимется — не мешкая ставить в печь, протопленную как для выпечки хлеба».
>Такое.
В корзинке я не увидел ни лошадей, ни младенцев, ни печеньиц — лишь цветные клубки шерсти. Нитяные хвосты извивались и трепетали, словно беспокойные слепозмейки, видимо силились сложить какую-то надпись.
— Что там? — сурово изрекла бабушка.
— Масса ниток, клубки какие-то, всё очень запутанно, — ответил я и принюхался. — Извиваются что черви. Пахнут приятно, не прянично…
Я втянул воздух ещё раз.
— Вербеной… и… яблоками, вроде.
— Дух греха, — сказала бабушка. — Однако.
Она встряхнула корзинку, глянула на меня в упор, сняла очки и проворчала:
— Хватит тортурить нож. Чисти лук, морковь и инне.
Я вздохнул и поплёлся к раковине.
Возня с овощами заканчивается скоро. Бабушка, внимательно разглядывавшая сырники в духовке, выпрямляется и подступает к моркови: пара ударов ножом — и она разрезает каждую на четыре части.
«Просто вскрытие какое-то», — думаю я, собирая очистки. Мелькают частицы корня той самой петрушки, что сослужила мне недобрую службу: её бабушка искрошила просто в пыль, лук нарезаю я, совсем не тонкими кольцами, бабушка задумчиво водит над доской зажженной спичкой — чтоб лук не ел глаза.
Вместо него глаза мне ест дым. Доска похожа на палитру — овощи живописными горками расположились на ней.
Бабушка зажигает ближнюю конфорку, выставляет на огонь сковороду и греет ее, не спеша достает солонку с полки — соль в тяжелой черной банке, обеими лапами банку держит смеющийся чертёнок, его хвост находится в глубине банки и всегда в соли.
Бабушка на глаз сыплет соль на сковороду — обычная процедура. Высыпается не более столовой ложки, ну может двух. Бабушка отставляет соль обратно на полку и встряхивает сковороду над плитой, соль равномерно покрывает дно. Затем она ставит сковороду на огонь. Соль потрескивает, а затем начинает темнеть — мне становится жарко, да и у бабушки слегка розовеют щеки. Раздается грохот — нижняя часть буфета распахивается и оттуда вываливаются две кастрюли, гулко падает дуршлаг, вслед нервически убегающей от шума Ваксе радостно катятся несколько маленьких форм для кекса.
— Карнавала, — говорит бабушка. — Обратно полёты. Просто ферерия!
— Феерия, — говорю я, щеки у меня полыхают.
— Я то самое и сказала, — строго отвечает бабушка.
— А у меня, кажется, аллергия, — заявляю я, и громко шмыгаю носом. — Надо чего-то попить… или принять.
— Лесик, — скептически говорит бабушка. — Где-то аллергия? Жарю соль. Они этого не любят. Вот и летает всё. И мы пломенеем как рожи[76].
«Просыпанная соль — внезапный авгур»… вспоминается мне. Незаменимая соль — вечный посредник — медиум. Ключ под мизинцем алхимической руки.
— Нашли время и место, — не растерявшись говорю я, чувствуя себя оскорблённым словом «рожи».
Бабушка высыпает соль в раковину, раздается шипение. Она наливает на сковороду масло, высыпает туда овощи, перемешивает их и накрывает крышкой — томиться.
— Хочу верить, — говорит бабушка, сгибаясь в три погибели, — что сырники не сели.
Я собираю крышки, кастрюли и миски. Бабушка внимательно оглядывает формы в духовке.
— Держатся, — говорит она удовлетворенно. — Хоч им и тяжко.
Тем временем «зготовались» карпы — у них можно легко выдернуть «контролный» плавник.
Фэнтези про талисман парка аттракционов - кота Гостинца. После прикосновения к волшебному кристаллу кот стал говорящим, так же, как его новый друг – хорёк Харитон. Вместе с заколдованным учеником колдуна – сверчком Левиафаном, живущим в сторожке уже много лет, друзья отправляются на поиски деда Михаила. Через колодец звери спускаются в подземелье, где обнаруживают волшебную страну и знакомятся с её правительницей - волшебницей Анахитой. У неё в плену, в хрустальном столбе, уже много лет спит колдун Шамер.
Мисс Олвейс и её армия затворщиков по-прежнему преследуют Айви в надежде использовать её в своих корыстных целях. Но Айви Покет и не собирается сдаваться, ведь впереди – новая и на сей раз самая опасная вылазка во Дворец Проспы, где в заточении томится Ребекка, а ещё возвращение в Баттерфилд-Парк! На этот раз Айви настроена серьёзно как никогда: освободить друзей и разгадать тайну алмаза Тик-так – вот её цель. Но она даже не подозревает, какой сюрприз приготовила ей судьба на этот раз…
Тамаре четырнадцать, и всю свою сознательную жизнь она провела в детском доме, мечтая выяснить, кто убил ее маму. Однажды девочку забирает из интерната таинственная незнакомка и увозит на остров, где располагается необычный пансион.
Их называют пугашками! Они появляются, когда их совсем не ждут… и вселяют страх. Они – правнуки злобных сказочных героев… а вообще, это самые смешные и милые монстрики нашего мира. Они уже здесь, рядом! Но только дети способны их видеть и слышать. Ты готов к приключениям с ПУГАШКАМИ?
Натаниэлю Фладду десять лет, и он не знает, что делать с фениксом, ни разу не ухаживал за василиском и не умеет ориентироваться по картам, но всему этому ему предстоит научиться, ведь теперь мальчик – единственный помощник своей тети-криптозоолога. Этим длинным и непонятным словом называют тех людей, которые изучают волшебных животных. Вместе Нат и тетя Фила путешествуют по миру и спасают магических существ, попавших в беду. Натаниэль должен срочно лететь на маленький остров, затерянный в море, чтобы помочь единорогу.
Прошли годы с тех пор, как талантливый двенадцатилетний Арамар Торн, никогда не расстающийся с блокнотом для рисования, в последний раз видел отца. Поэтому, когда капитан Грейдон Торн неожиданно возвращается и просит сына отправиться с ним в плавание, Араму кажется, что мир заиграл новыми красками. Оказавшись на борту «Волнохода», мальчик изо всех сил старается поладить с командой – особенно со вторым помощником капитана Макасой Флинтвилл, крутой девушкой, немногим старше Арамара, неохотно взявшей над ним шефство.