Случайному гостю - [19]

Шрифт
Интервал

Вздрогнул воздух, среди сырости пронесся ощутимый поток тепла, раздался очень короткий и яростный крик — я обернулся.

Бабушка стояла посреди галерейки и тщательно расправляла перчатку на руке, в дереве перилец ограждения виднелось три крупных светлых царапины, на желтых плитках пола валялась пара перьев Я подошел поближе — попахивало озоном, галки нигде не было видно, внизу, на пятачке внутреннего двора, лежала большая груда каких-то щепок, из темных углов к ней не спеша подходили разномастные кошки.

— Идем, — сказала бабушка, — будь напоготове.

Обратный путь в сторону Целной площади мы проделали в молчании. Я очистил мандарин и съел половинку, вторую отдал бабушке.

— Лесик, никогда не сердись на Гидеона, — вдруг сказала бабушка. — Он стародавний, через то дратуется. «Клошмагик съеден молем» — и то ответ на прозбу! Мою! Хитрус — аматор… Его же, мыслю, все забыли. Одинокость — шлях на бздуры… До того ж он шляпник, то со всей повагой, но чуть варьят[40].

— Так Гидеон, получается, псих! — радостно сказал я и тут же об этом пожалел. Крепкая бабушкина ладонь заехала мне по лбу, я пискнул.

— Никогда! Никогда даже не повторяй такого слова! — сердито проговорила бабушка — Не зобачишь, как по твоему адресу скажут так само. Он шапкаж, то ж варьят — ему, как ни крути, триста лет в обед, и он пережил всех своих. То достатне для поваги. Наш трамвай!

И мы полезли в пятерку.

В принципе бабушка была права — выражение «безумный, как шляпник» имеет под собой реальную основу. Мех или фетр для шляп раньше обрабатывали с помощью ртути, ртутное же отравление совсем не шутка, а необратимое повреждение головного мозга. Соответственно, мастера, делавшие шляпы, страдали судорогами, слабоумием, потерей памяти и галлюцинациями. Психи, одно слово. Мы вышли на рынке. Обтыканный ёлочными базарами, он напоминал лесную крепость.

— Где искать ее, просто не знаю, — сказала отдохнувшая в трамвае бабушка, войдя в ворота. — А лезть на Кайзервальд и не хотелось бы. Давай, Лесик, мы зайдем до закута, посмотри, где Ортимова, чи тутай?

Мы свернули в угол между стеной и забором ёлочного базара, где совсем не было людей, и я посмотрел. Смотреть можно и нужно в воду, ибо она есть начало и конец, рубеж и поводырь. К моим услугам была довольно мутная лужа, рядом с ней расселись надутые воробьи, осторожно макающие носы в стылую воду.

Я захотел увидеть. Глухо, очень-очень далеко прозвенел колокол. Мир окрасился в размыто-красный цвет. По луже прошла волна мелкой ряби — постепенно появилось сперва мутное, затем все более и более четкое изображение: полная женщина за прилавком какого-то рундука, к прилавку время от времени подходят люди; поверхность лужи вдруг вспенилась гигантским пузырем, шибанул пар, запищали ошпаренные воробьи. Бабушка хлопнула в ладоши — все смолкло, лужа, существенно уменьшившись в размерах, затянулась щепками, бумажками и хвоей.

Мы двинулись вдоль рядов. Грузины и гвоздики в ящике со свечками, грузины и аккуратная горка мокрых апельсинов, одинокий грузин и гранаты, являющие миру рубиновые внутренности. Два сумрачных айсора и ящик наверняка отравленных, мистически красивых, душистых яблок по пять рэ за кэгэ. Группа непонятных людей подозрительной наружности, нюхающих огромную дыню.

— Постой, Лесик, возьму сльонзя, — сказала бабушка, подойдя к рядочку, откуда пряно тянуло селёдкой. Она прошлась вдоль ряда и нацелилась на его левый край. Деловито вытирая пальцы, над бочкой стояла полная кареглазая обветренная продавщица, похожая на нерпу — на голове ее красовалась лысоватая цигейковая шапочка, на фуфайку она повязала пуховой платок, а поверх была укутана холщовым лоснящимся передником в пятнах на животе.

— Шесть, — сказала, завидев бабушку, торговка, цепляя рукой в желтой перчатке гладкую и блестящую селедку.

— За шесть штук, сама выберу, — сказала бабушка.

— Не будет, — философски заметила продавщица.

Бабушка заправила прядь волос под берет и сказала:

— Миому полечи, а то сына после армии не женишь.

Продавщица осела лицом, вытаращила и без того выпученные глаза, губы ее несколько раз вздрогнули и, так и не набравшись сил для достойного ответа, вытолкнули наверх сдавленный писк.

— Спокойно, — заметила бабушка. — То все от нервов. Не будь зденервована, и все минует.

— Бери больше, — сказала тетка. Руки ее задрожали, и она уронила свою перчатку в рассол.

— Мне шесть штук, — сказала бабушка. — Жирных. Невеликих. Сама выберу.

Я отвернулся и отошел в соседний ряд.

Ряды с квашеной капустой и аппетитными солеными огурцами, чеснок в банках. Бастионы зеленых помидоров на перевернутых эмалированных крышках поверх ведер. Калина. Румяная от ветра тетка гаркнула над самым моим ухом: «Капустка, недосолена капустка, свижа, с хроном. Давила ногами. Вам додать знизу чи звэрху? Добырайте».

Подошедшая сзади бабушка, задумчиво похрустев капустой, пробурчала:

— Тылко стала и уже — добырайте.

Молочные ряды с штабелями желто-белых ломтей творога, настоящего, ароматного жирного творога с марлевой штриховкой на крохком боку.

— Добрый сыр, — философски произносила в пространство обернутая накрахмаленным фартуком торговка — только звудженый… Хлопчик, — обратилась она ко мне. — А ну скуштуй сыр!


Рекомендуем почитать
Принесите мне голову Айви Покет!

Мисс Олвейс и её армия затворщиков по-прежнему преследуют Айви в надежде использовать её в своих корыстных целях. Но Айви Покет и не собирается сдаваться, ведь впереди – новая и на сей раз самая опасная вылазка во Дворец Проспы, где в заточении томится Ребекка, а ещё возвращение в Баттерфилд-Парк! На этот раз Айви настроена серьёзно как никогда: освободить друзей и разгадать тайну алмаза Тик-так – вот её цель. Но она даже не подозревает, какой сюрприз приготовила ей судьба на этот раз…


Рождение Мары

Тамаре четырнадцать, и всю свою сознательную жизнь она провела в детском доме, мечтая выяснить, кто убил ее маму. Однажды девочку забирает из интерната таинственная незнакомка и увозит на остров, где располагается необычный пансион.


Время не властно

Многие не подозревают, как тесно связаны прошлое и настоящее. Шестнадцатилетняя Анаис убедилась в этом сама, когда узнала, что унаследовала от отца способность перемещаться во времени. «Золотые двадцатые» Хемингуэя, эпоха правления Людовика XV, короля Черное солнце, — зачем ее уносит в эти века? Судьба приготовила для Анаис множество испытаний и сложных вопросов. Сможет ли девушка вынести огромную ответственность путешественника во времени и избежать опасностей, которые готовит ей прошлое? Удастся ли ей разгадать все тайны своей семьи и понять, почему она появляется в той или иной эпохе?


Тайна Лабиринта

Их называют пугашками! Они появляются, когда их совсем не ждут… и вселяют страх. Они – правнуки злобных сказочных героев… а вообще, это самые смешные и милые монстрики нашего мира. Они уже здесь, рядом! Но только дети способны их видеть и слышать. Ты готов к приключениям с ПУГАШКАМИ?


Натаниэль Фладд и тайна единорога

Натаниэлю Фладду десять лет, и он не знает, что делать с фениксом, ни разу не ухаживал за василиском и не умеет ориентироваться по картам, но всему этому ему предстоит научиться, ведь теперь мальчик – единственный помощник своей тети-криптозоолога. Этим длинным и непонятным словом называют тех людей, которые изучают волшебных животных. Вместе Нат и тетя Фила путешествуют по миру и спасают магических существ, попавших в беду. Натаниэль должен срочно лететь на маленький остров, затерянный в море, чтобы помочь единорогу.


Путешественник

Прошли годы с тех пор, как талантливый двенадцатилетний Арамар Торн, никогда не расстающийся с блокнотом для рисования, в последний раз видел отца. Поэтому, когда капитан Грейдон Торн неожиданно возвращается и просит сына отправиться с ним в плавание, Араму кажется, что мир заиграл новыми красками. Оказавшись на борту «Волнохода», мальчик изо всех сил старается поладить с командой – особенно со вторым помощником капитана Макасой Флинтвилл, крутой девушкой, немногим старше Арамара, неохотно взявшей над ним шефство.