Случайное сходство - [3]

Пусть земля одна из многих,

отплати и ей добром.

Подари ей мелких денег,—

вдруг обучится скорей

в воскресенье быть добрей,

чуть живее – в понедельник.

И чужая сторона

не покажется спросонья

как равнина из окна —

шкура мертвая бизонья.

До последнего видна.

Как на пляже между делом,

между птичьего говна

на песке заледенелом

умирая, загорая,

мелкой денежкой играя.

2

Если кто исчез удачно,

прежде всякого суда,

для того и жизнь прозрачна,

как холодная вода

из Байкала, из фонтана,

из ручья под лопухом,

из стеклянного стакана

со щербатым ободком.

А могла казаться черной,

если сделана вчерне.

И читатель, заточенный

в кабинетной тишине,

затоскует о своем

над бумагой потаенной:

«Кто я здесь? Солдат наемный?

Склад, сдающийся в наем?

Назови любое слово,

ведь название всему

никакое не готово.

Не поверишь: никакого.

Никакое. Никому».

3

Студент-то с ума сошел: воображает,

что сидит в стеклянной банке, а сам

стоит на Эльбском мосту и смотрит

в воду. Пойдемте-ка дальше!

Э. Т. А. Гофман, «Золотой горшок»

Где-то я на время спятил,

что-то Гофман сочинил.

Сколько брошенных занятий,

столько в черепе чернил.

Сквозь чернильные протечки

различается вполне,

как с моста у мелкой речки

тень колеблется на дне.

Лучше б дело кончить миром.

В мягком свете на заре

по воде идет пунктиром

азбука одних тире.

В самолете

В замедленном повторе

толпой обнесена

на крайнем мониторе

мелькнувшая спина.

Я чувствую, что тело

теряет высоту,—

межу перелетело,

пересекло черту.

И ночь себя мешает

как чёрную лапшу.

Узнать тебя мешает.

Но я тебя прошу

неразличимым светом

во тьме не утонуть.

А сверху и Манхеттен

похож на Млечный Путь.

* * *

Неровный, чуть помятый строй

цветов оранжевых и красных.

Ночница с пепельной каймой

в ее метаниях напрасных.

Но тишина уже не лечит

щекотку легкую в кости.

Как быстро наступает вечер!

Пора часы перевести.

Давай на память сохраним:

неясный день в простое летнем

листом не дрогнет ни одним,

как в перемирии последнем.

И в чаще слухов без числа

еще почувствовать не смеем

беду, что мимо проползла

невидимым воздушным змеем.

* * *

Может, это такое правило —

правой, левой руки?

И на приступ идет окраина,

но водой из Дунай-реки?

А у нас окраина. Сквозь туман

не видать спасательную команду.

Дождь гудит как бурят-шаман,

повторяет мантру.

Тучи строятся, как слепцы

на невидимую поверку.

Заплетают веревочные концы,

что спускают за нами сверху.

* * *

Кто напомнит, отчего я

загадал, что при утрате

костное на лучевое

обменяют бога ради.

Нет наставника в природе.

Да и кто ему поверит,

если он себя находит,

как волна находит берег.

Объясненье костяное

никому не пригодится,

но однажды в гуще зноя

странный холод возвратится.

Где ответчик и лишенец,

там и я за ними следом,

признавая мертвый шелест

заблудившимся ответом.

Так говорит держава

Так говорит держава,

светлая птица Сирин:

«Я в обоюдоострых

твердых своих когтях

вас на лету держала.

Я ваш последний воздух

в славе моей и силе,

здесь и на всех путях».

Тянет прожить безбедно,

как на лугу зеленом —

греться, валиться набок

в наигрыше, в кураже.

Но с переменой ветра

сразу несет паленым,

входит звериный запах,

и не вздохнуть уже.

* * *

Подходит к беженцу огонь

и говорит ему:

будь ты тихоня из тихонь,

но я свое возьму.

Ты новый день и новый срок

не мерь на свой аршин —

не тот пришел к тебе ходок,

не прежний страх прошил.

А новый страх – природный газ

на дне земных пород —

всегда найдет змеиный лаз,

пробьет грунтовый свод.

Пускай осаженный стократ,

ползущий из глубин,

из тайных пор идущий смрад.

А он неистребим.

* * *

Из монотонных лет, хоть я забыл их,

карманный сор просыпался в прорехи.

И в памяти от прежних дней унылых

еще идут магнитные помехи.

Но лишь теперь она перехватила

какое-то шу-шу за краем слуха —

там со старухой шепчется старуха,

и пауку сигналит паутина.

* * *

Угадайте, что случилось с нами:

бабочки глядят на нас волками,

и паук идет из рукава.

Сон с непривлекательным финалом.

Если жизнь и вправду такова,

я хочу быть серым кардиналом.

И тогда, не меряясь чинами,

нам судьбу придется повторить:

собираться вместе вечерами,

голос понижать, сдвигать стаканы,

глиняные трубочки курить.

* * *

А взгляд так светел, переливчат,

речными искрами горит.

Боюсь, она еще накличет

в подруги донных нереид.

Иного зрения отведав,

неузнаваемы почти,

игрою мелких самоцветов

переливаются зрачки.

Живут на радужном отрезке,

на помраченной глубине,

в порхающем недужном блеске,

уже безумные вполне.

3

* * *

Как человек переменился за год,

а почему, спроси у лесников:

не то в ночи наслушался волков,

не то в лесу наелся волчьих ягод.

Он думает, что первым от хвоста

ему теперь назваться не мешало б,

но закрывает книгу жалоб

и начинает с чистого листа.

На белый свет выходит, новичок,

как из берлоги, как из черной бани,

и в пустоте зубами щелк да щелк,

все щелк да щелк железными зубами.

* * *

Март-апрель, а по углам зима,

но сырая, пахнущая дерном.

Талый снег спускается с холма

в осветленном воздухе просторном.

Сходит дымовая пелена,

но туманом выбелен подлесок,

и земля едва еще видна

черная в проталинах, порезах.

* * *

ночь за окном

дождь за окном

дерево за окном

говорящие об одном

на языке родном

на четыре свои угла

ладит шатровый верх

память черная от прорех

позабывшая где была

* * *

Где сознанье в пагубе, в беде

на краях стирается нетвердых,