Случайная свадьба - [15]

Прядь густых темно-каштановых волос упала ему на лоб. Она свободной рукой водворила ее на место.

Не осталось никаких признаков жара, даже его волосы были на ощупь холодными. Она вдруг поймала себя на том, что гладит его по голове, успокаивая.

Бедный, потерявшийся мужчина. Куда бы он ни направлялся, он опоздал туда на несколько дней. Где-нибудь с ума сходят, воображая самое худшее, жена, невеста или мать. Или, может быть, любовница.

Такой мужчина, как он, не может быть одиноким.

Красавец.

Она прерывисто вздохнула. Не странно ли ничего не знать о нем и в то же время хорошо знать самые сокровенные места его тела. Она знала, что чувствуешь, когда его губы прижимаются к ее губам, она сама касалась губами его рта и чувствовала вкус его губ.

Постепенно его лицо, напряженное от боли, расслабилось. Лекарство сделало свое дело.

Глаза его снова открылись, и он окинул взглядом комнату, задержавшись на одежде, развешанной на гвоздях, выцветших красных занавесках, окне и огороде за окном. Озадаченно наморщив лоб, он вздохнул и опять закрыл глаза.

— Не могли бы вы назвать свое имя? — спросила она. — Или место, куда вы направлялись? Я могла бы сообщить о вас вашим близким.

Он пробормотал что-то нечленораздельное и беспокойно замотал головой возле ее плеча.

— Не волнуйтесь, — успокаивала она, поглаживая его по голове.

Видимо, он пока еще был не в силах говорить.

Он снова что-то пробормотал, и рука его прикоснулась к ее груди.

Она вздрогнула. Он был полусонный, и она подумала, что он, наверное, сам не понимает, что делает. Она продолжила поглаживать его по голове, хотя совсем не была уверена, кого это успокаивает больше — его или ее.

— М-м-м, приятно, — пробормотал он и, обхватив ладонью ее грудь, погладил сосок подушечкой большого пальца.

Ощущение было сходно с ударом молнии.

Она вскочила с кровати и воскликнула:

— Вы это прекратите!

Пусть даже в полусне, но он не должен делать такие вещи.

Тут она вспомнила о том, как сама реагировала нынче утром на его прикосновение, и покраснела. Но это было не одно и то же. Сейчас он умышленно прикоснулся к ней.

А утром она умышленно прижалась к нему в ответ.

Когда она вскочила с кровати, он упал на спину и наполовину зарылся в подушках. Один его глаз медленно открылся.

— Вернись на кровать.

— Ни за что, — заявила она.

Все-таки прав был преподобный Матесон: этот человек — распутник. Как ни странно, она почувствовала что-то вроде сожаления.

Он пристально взглянул на нее.

— Что... тебе не понравилось?

Может быть, нужно объяснить ситуацию распутнику?

— Я не люблю, когда ко мне прикасаются таким образом.

— Но тебе это нравилось.

В синем глазу вспыхнули искорки, потом он закрылся.

Она сложила руки на груди, чтобы прикрыть предательски напрягшиеся соски, и сердито взглянула на якобы спящего шалопая.

Они ведь даже не представились друг другу.

— Ну что ж, тогда, если вы проснулись, давайте воспользуемся удобным случаем и придадим вам приличный вид.

— Значит, у меня еще есть надежда исправиться? — промолвил он, снова открыв один глаз.

— Я имею в виду — наденем на вас приличную одежду. У меня тут имеется ночная сорочка викария. Увидев, что вы путешествуете, не имея при себе ночной сорочки, он по доброте своей пожертвовал вам свою собственную.

С кровати донеслось сдержанное фырканье.

— Он осенил ее крестным знамением?

Несмотря на закрытые глаза и напряженное от боли лицо, его красивые губы дрогнули в едва заметной улыбке. Озорство прорывалось сквозь боль. Он был чертовски неотразим.

Она не могла оставлять его голым под одеялом больше ни минуты. Когда он оденется, ей будет легче ухаживать за ним.

А еще лучше было бы связать его по рукам и ногам.

Она надеялась, что викарий и впрямь осенил крестом свою ночную сорочку.

Она встряхнула сорочку и помогла ему надеть ее.

— Могли бы и помочь, — проворчала она.

— Зачем? Ты хорошо справляешься, — сказал он.

Как он мог смеяться, если явно страдал от боли?

Она оставила сорочку натянутой только до пояса. Если он захочет натянуть ее ниже и закрыть бедра, ноги и... другие части тела, то пусть делает это сам. Она торопливо взбила подушки и поправила одеяло.

— Как вас зовут?

Он не ответил.

— Куда вы направлялись? Может быть, кого-нибудь нужно известить? Жену? Ваша семья, должно быть, беспокоится.

Как-то странно взглянув на нее, он наморщил лоб, потом медленно закрыл глаза. Кожа его приобрела землистый оттенок, морщины, образовавшиеся вокруг глаз и рта, снова углубились. Он и впрямь обессилел.

Она почувствовала себя немного виноватой, что заставила его надеть ночную рубаху, но ей было гораздо спокойнее, когда он был более или менее одет. Не могла же она оставить его голым в кровати на целый день. Тем более когда в доме дети.

Она не сердилась на него, нет. Он был таким, каков есть. Она сама виновата, что почувствовала себя такой разочарованной и расстроенной. Она была настолько глупа, что позволила себе неравнодушное отношение к лежащему без сознания мужчине и последовавший за этим разгул фантазии, а также мысль о том, что утренние мечты могут осуществиться.

Мэдди было нужно не только чтобы он был прилично одет, но и чтобы освободил ее кровать и как можно скорее исчез из ее жизни.