Случайная судьба - [138]

— Можно взглянуть на все это и по-другому, — с философским видом проговорил Гриффин, когда они уже собирались снова выйти. — Похоже, в том, что я заварил эту кашу, есть и свои плюсы. Хизер теперь свободна. И ей больше нечего бояться.

Поппи охотно согласилась с ним. Но только частично.

— Официально с ней все в порядке. Но это официально. А что у нее на душе? Вот то-то же. Перед ней сейчас стоит нелегкая задача — каким-то образом увязать вместе ту, которой она когда-то была, и ту, которой она стала.

— Никаких проблем. Мика ведь ее любит. И ничего не изменилось.

— Да, но ты забываешь, что Хизер просто изгнала прошлое из памяти. То, что случилось, заставило его воскреснуть. Теперь ей придется как-то с этим жить.

— Никаких проблем, — с широкой улыбкой повторил Гриффин. — Мика ведь любит ее. И ничего не изменилось.

Естественно, это было адресовано в первую очередь Поппи. Впрочем, она сразу же догадалась. И была благодарна Гриффину еще больше — если такое возможно. И однако… однако она колебалось. Было кое-что еще, что мешало ей принять решение.

Не сегодня, подумала она. Сегодня у них праздник.

* * *

Мику накануне вечером удалось выпроводить к Чарли — но только лишь потому, что Камилла, явившаяся посидеть с девочками, буквально вытолкала его за дверь. Впрочем, просидел он там недолго — ровно столько, сколько понадобилось, чтобы поблагодарить всех, кто столько сделал для него, — после чего на всех парах понесся домой. В такой день, как сейчас, он чувствовал, что должен быть с дочерьми.

Они были его жизнью — они, две его дочки, да еще кленовый сироп. Дочки щедро дарили его любовью — так же щедро, как клены одаривали его своим соком. Он просто счастливчик, благодарно думал Мика. У некоторых и того нет.

Он снова и снова повторял это себе — может быть, потому, что думать о Хизер было слишком страшно. Почти до утра он пролежал в постели, ни на минуту не сомкнув глаз. Ему казалось, она рядом, он чувствовал тепло, исходившее от ее тела, блаженно вздыхал и на мгновение проваливался в сон. А когда просыпался, ее не было… И Мика вновь беспокойно крутился в постели.

Он не стал рассказывать девочкам о той сделке, которую заключила Кэсси. Конечно, это была трусость с его стороны, вернее, даже глупость, но ему до смерти не хотелось отвечать на вопрос, когда же она вернется домой. Честно говоря, он и сам толком этого не знал, потому что этого не знала и Кэсси. Она что-то бормотала вчера о магистрате, членах городского совета, о соглашении по поводу неразглашения, которое якобы необходимо подписать. Но все это разом вылетело у Мики из головы, стоило только Кэсси вновь упомянуть о возможном возвращении в Калифорнию.

Да и потом, когда Хизер вернется, было не так уж важно — гораздо больше его волновало, вернется ли она вообще? Мика догадывался, что не узнает об этом до последней минуты. И боялся, что невольно возбудит в дочерях надежду, которой, возможно, не суждено сбыться.

Стар без всяких оговорок желала получить свою мамочку назад. Девочка страшно боялась вновь оказаться брошенной — мысль о том, что Хизер может выбрать не их с Мисси, а ту, другую свою дочку, стала для Стар настоящим кошмаром. А вот Мисси, напротив, была не так уж уверена, что хочет возвращения Хизер. Она еще не простила ее ухода и нарочно растравляла в своей душе горечь и обиду на «бросившую» их мачеху. Впрочем, в душе Мика ее понимал. Он и сам сначала чувствовал примерно то же. В этом отношении Мисси пошла в него. А Стар? А Стар росла точной копией Хизер — причем до такой степени, что это иной раз казалось невероятным. И если она решит остаться в Калифорнии, для малышки Стар это будет ужасным ударом.

Мысли кружились у него в голове, словно вспугнутые летучие мыши. Когда, к большому его облегчению, наступило утро, он накормил девочек завтраком, одел их потеплее, после чего велел им забраться в кабину трактора и отвез на сахароварню. Слава богу, там не было ни телефона, ни телевизора, да и риск появления нежданных гостей в такую погоду был не слишком велик. Мика любил каждый дюйм этой земли. Он был плоть от плоти ее. Здесь он был в безопасности. Здесь все казалось вечным, надежным и неизменным. И ему хотелось, чтобы обе его дочки поняли и почувствовали это так же, как понимал и чувствовал он сам.

Спустив их на землю, Мика помог им пробраться по глубокому снегу к огромной груде валунов. Она была тут с незапамятных времен — именно тут прятался он еще мальчишкой, когда хотел побыть один. Вдалеке на солнце поблескивали трубы, тянувшиеся от одного ствола к другому, но здесь их сплошной стеной окружали ели. И оттого казалось, что они внезапно попали на необитаемый остров, отрезанные от всего остального мира.

Одну за другой Мика подсадил дочек на самый верх. Потом вскарабкался следом и уселся между ними, свесив длинные ноги. Мика ничего не говорил — просто сидел, смотрел и слушал. Деревья, обступившие их со всех сторон, были как на подбор — великаны. Пушистые сосны, вечнозеленые тсуги[7] и хемлоки[8], голубые ели, на фоне которых, особенно в тех местах, где их лапы спускались до самой земли, снег казался особенно белым. Часть веток, не выдержавших тяжести снега, сломались, но это почти не бросалось в глаза.