Случай со шхуной - [5]

И снег на земле зажигается ответным голубым сиянием.

Радужную метель северного сияния нельзя смотреть без очарования. И, вероятно, чтобы освободиться от него, люди в Анадыре, сбрасывая оцепенение и отворачиваясь от неба, буднично говорят: «Будет пурга».

Перед шестой годовщиной Октября по радио был получен приказ о передаче отряда в погранвойска ОГПУ.

— Итак, будем стеречь границу, — сказал Букин, прочитав бойцам приказ. — Поздравляю вас, товарищи. Советский пограничник — почётное звание, но и ответственное. Пограничник постоянно должен быть начеку. Его качества — зоркость, бдительность, стойкость…

Когда комиссар кончил говорить, Илюхин, получив разрешение, спросил:

— Какая же здесь граница? И с кем? Кругом тундра да море…

— Вот по морю и проходит наша граница с Америкой.

— Так на неё надо бы моряков, военные суда, а у нас больше кавалеристов…

— Пришлют и моряков, и пограничные морские катера, но пока охраняем границу мы.

— А то ж далече, товарищ комиссар, тая Америка?

— Не так уж далеко, товарищи. Отсюда до Аляски на катере всего каких-нибудь пятьдесят часов ходу. А чем севернее, тем меньше. От мыса Дежнева до американского острова Диомид даже на чукотской байдаре несколько часов езды…

— А та Аляска ото и есть сама Америка?

— Да… Аляска является частью Соединённых Штатов Америки. Раньше она принадлежала России. Открыли её русские. Но лет пятьдесят тому назад царское правительство продало её.

— Наверно, подходящую цену дали?

— Сущие пустяки: семь миллионов долларов.

— Видно, на ней нечем было попользоваться. Вроде пустыни.

— Нет, это очень богатый полуостров. По площади Аляска составляет пятую часть всей территории США. На ней добывают, кроме пушнины и рыбы, много серебра, олова, нефти, но больше всего золота. Не прошло и года после покупки, а свои семь миллионов американцы уже вернули.

— Так зачем же её продали?!

— Не иначе, как американские мильонщики царя подкупили, — сказал Илюхин.

Так бойцы Первого Чукотского отряда Советской Армии официально стали первыми советскими пограничниками на Чукотке. Были выставлены посты на мыс Чаплина, мыс Дежнева. Однако граница как-то не ощущалась. Бывалые солдаты отряда рассказывали, что на границе должны стоять особые знаки — пограничные столбы, и пограничники могут видеть не только натуральную линию границы, но и чужеземных солдат за ней, а по ночам они ловят контрабандистов и шпионов. Ничего подобного в Анадыре не было. Кругом безмолвная тундра, льды Берингова моря и — никаких происшествий. Америка казалась такой же далёкой, какой она кажется и на Волге. И вот после стольких лет войны бойцы могли, наконец, посмотреть на мирную жизнь вокруг.

Правда, учёба продолжалась. Но основное внимание в ней отдавалось политграмоте. Кроме того, пограничники стали учиться управлять собачьими упряжками, тренироваться в ходьбе на шведских и чукотских лыжах, ставить капканы на песцов и лисиц, силки на куропаток, охотиться на зайцев. Скоро ребята так закалились, что лютую приполярную зиму переносили нисколько не хуже бывалых анадырцев.

— Сближайтесь с населением, — говорил бойцам Букин. — Сближайтесь с местными жителями, влияйте на них, несите им культуру, а для этого сами учитесь больше.

И вот в свободное от учебных занятий время многие бойцы стали участвовать в клубной работе, выступать в концертах и спектаклях, работать в избе-читальне. Наиболее развитых бойцов привлекли к ликвидации неграмотности местного населения. Тут пограничники узнали, что до революции на всей Чукотке было только три грамотных человека: начальник уезда, урядник и писарь.

Правда, перед войной на посту была организована школа. Но уж очень ей не повезло на учителей. Хорошие педагоги в неведомую даль не ехали, и сюда попадали забубённые головушки. При нас первое время в роли учителя подвизался рябой пьяница Взглядов. Он называл себя студентом, носил фуражку с синим околышем и несколько раз в году справлял «татьянин день»: с утра напивался, диким голосом орал тарабарщину, объясняя, что поёт по-латыни, а к вечеру доходил «до положения риз» и сваливался замертво.

Подстать ему был также единственный на всю «округу» «медик» Громников, угрюмый пьяница и невежда. Когда-то он был ротным фельдшером, поэтому перевязки делал хорошо, но в остальном ничем не отличался от знахаря. Любая болезнь с повышенной температурой у него называлась горячкой. «Потому что человек делается горячим», — пояснял он. Но, записывая такого больного в амбулаторную книгу, обозначал диагноз болезни многозначащим «эх».

— По-латински горячка называется «эхлюэнций», а я пишу это сокращённо, «эх», — угрюмо объяснил он Букину, заинтересовавшемуся его работой.

Лечил Громников так: давал больному полстакана касторки, а если болезнь длилась — ещё стакан. В затяжных случаях применял сложное лечение: доставал с верхней полочки аптечки порошок, не помогало — брал соседний, и так перебирал всю аптечку. Если больной не выздоравливал и не умирал, Громников брал понемногу от всех лекарств и микстур, смешивал всё это, подбавлял водки и травил больных этой «специальной микстурой». И не он был виноват, что анадырцы продолжали жить. Чукчи к нему не обращались, а лечились у своих шаманов, анадырцы же предпочитали лечиться спиртом и брагой.