Случай на Прорве - [21]

Максимов кивнул головой:

— Помню, как же, на Прорву мы после того случая с покойным заместителем начальника райотдела Вальковым несколько раз собирались на рыбалку, да так и не собрались. А чем вас оно заинтересовало?

— Да знаете, это дело в мои руки случайно попало…

Сказав это, Вершинин вдруг пожалел о своем приходе.

«Зачем я притащился сюда? — мелькнула недовольная мысль. — Огорошить сенсацией? Ему это безразлично. Укорить? Имею ли я на это право? Узнать подробности? Максимов наверняка их забыл. Сколько лет прошло».

Словно прочитав мысли Вершинина, хозяин нахмурился и, неожиданно перейдя на «ты», сказал:

— Давай, молодой человек, уж коли от дела меня оторвал — рассказывай, зачем. Случайно дело о том убийстве в руки тебе попасть не могло. Давай выкладывай, зачем пришел. — В его голосе прозвучали повелительные нотки. — Или, может, супруг ее, Горбачев, кажется, спустя столько времени объявился? — неожиданно добавил он.

Вершинин поразился памяти Максимова.

— Горбачев, Дмитрий Петрович, не объявился, да и не объявится больше. Погиб он вскоре после того случая, утонул.

— Сама жизнь наказала, значит.

— Наказать-то она наказала, только не слишком ли строго?

— Как строго? — В глазах собеседника мелькнуло удивление. — За убийство жены строго?

— Жива она, Дмитрий Петрович, жива и умирать не думает, замуж во второй раз вышла, приедет скоро. На могилке своей побывает, — не удержался от легкого укола Вершинин.

— Как… жива?! — Пальцы старого следователя, разминавшие кусок воска, казалось, вдруг закаменели. — Не может быть, ее ведь все опознали тогда!

— Опознать-то опознали, да не она оказалась.

И Вершинин подробно рассказал Максимову о фактах, которые ему удалось узнать в последние дни.

— Вот так история, — Максимов покачал головой. — По правде тебе сказать, это дело меня самого за живое схватило. Долго тогда я им занимался. Одно из моих последних крупных дел было, поэтому и помню до сих пор фамилии. Когда всесоюзный розыск объявили ее мужу, я еще несколько месяцев бил во все колокола, искать заставлял, а потом на пенсию ушел по инвалидности. Работал немного на лесоторговой базе юрисконсультом, теперь не работаю, пчеловодством вот занялся…

— Дед, а дед, я узу́ плоглотила, — прервала его внучка, облизывая пальцы.

— Значит, вечером свечки будем зажигать, — погладил он ее ласково по головке. — Вот так и живу — сад, пчелы, внучка, уже вторая, с ней сижу. И что же теперь думаете делать? — спросил затем без всякого перехода.

— Думаю попытаться раскрыть это преступление, — Вячеслав с вызовом взглянул на Максимова.

— Ну-ну, попытайся, может, и получится у тебя, правда, маловероятно… Сам знаешь, почему. Но одно могу сказать — раз взяло тебя за живое, не бросай, делай, а то потом всю жизнь совесть мучить будет, дегтем на душе осядет, как у меня. Ты, наверно, думал, когда шел ко мне — вот, мол, портачи безграмотные работали десять лет назад, дело угробили, а оно ведь мне большого куска жизни стоило. Обстановочка тогда была, не дай бог — в неделю одно-два убийства. Нас два следователя работало — прямо задыхались. С восьми утра и до поздней ночи крутились, да не успевали, и все равно, если бы не ушел по инвалидности, еще не раз к этому делу вернулся бы.

Старик разволновался, привычным жестом быстро открутил крышку маленького стеклянного пенала и сунул под язык таблетку валидола.

— Вот так постоянно, особенно последний год, чуть понервничаешь, сердце сожмет, и не вздохнешь, — пожаловался он.

— Может, не стоит тогда говорить? — забеспокоился Вершинин, вставая.

— Стоит, стоит. Не зря ж ты ко мне шел. Помощь моя нужна, наверное. Постараюсь вспомнить, что смогу. Я ведь, Вячеслав Владимирович, и сам до конца не был уверен тогда. Смущал носовой платок, найденный в кармане платья убитой. На нем имя было: «Лида». Поломал я голову с этим именем. Всех подруг обошли, знакомых — ни одна ей такого платка не дарила. Так и осталось неясным, откуда он появился. Убедило меня одно — уж больно уверенно все ее опознали. Вот и закрыл, честно говоря, глаза на платок, а в нем, как теперь выясняется, и был ключ. Не зря все-таки сомнения меня мучили. Конечно, он сейчас так заиграл, а при деле приостановленном, да еще когда убийца вроде известен, в бегах находится, все по-другому смотрится…

— Неужели у вас не было другой версии? — прервал его воспоминания Вершинин.

— Были и другие, но они отпали после опознания трупа. В то время участковым по Окуневской зоне работал Шустов. Он считал, что убийство могла совершить группа ребят, проживавших в Окуневе. Народ отчаянный, все судимые. Эта версия в какой-то степени нами тоже отрабатывалась. Помню, оперативника с женой из города присылали, они под видом отдыхающих жили в селе.

— Это какой Шустов? — вновь перебил Вячеслав. — Не Федор ли Андреевич?

— Он самый, теперешний начальник уголовного розыска в отделе. Его тогда, кажется, через год, в управление взяли. Высшую школу заочно окончил, а оттуда вернулся сюда с повышением. Ты с ним свяжись, мужик дельный, о том случае он тебе многое расскажет, а я почти все забыл из-за болезней своих.

Максимов стал натягивать на лицо маску, дав понять, что разговор окончен.