Слой - [7]
— Слушаю, — сказал в трубке Валерка.
— Где это случилось?
— Возле «Геолога». Милиция говорит, что он стоял на обочине, на куче снега, сорвался вниз и… под автобус, между колесами, ногами вперед.
«Ногами вперед…»
— Откуда сведения, что пьяный?
— Делали вскрытие, да и так… по запаху.
— Быстро, однако же…
— Водитель настоял. В тюрьму никому неохота.
— Ладно, ждите, — сказал Лузгин.
В машине у Кротова был радиотелефон. Как-то сразу Лузгин вспомнил номер, а память в последнее время стала дырявая, держала всякую ерунду, вроде текстов песен Тамары Миансаровой, а нужное — в нужник. И Кротов ответил быстро, он еще был в гараже. Когда Лузгин объяснил, что к чему, друг-банкир ругался минуту-другую, потом сказал:
— Слышь, я тут в гараже добавил, это… Через центр ехать опасно, на фиг. Бери такси и дуй на Котовского. А я туда огородами.
И снова в лузгинском мозгу щелкнуло, чей-то голос выдал фразу из детского анекдота: «Огородами, огородами и — к Котовскому!». Маразм какой-то. Тем более что весь анекдот Лузгин как ни мучился, вспомнить не мог.
Вызвав по срочному такси, он спросил жену:
— Может, к Светке поедешь? Посидишь там с ней.
— Мне же завтра на работу, — ответила жена с укоризной в голосе. — Вообще-то, пока ты пьянствовал, я с ней почти целый час по телефону говорила, успокаивала как могла. Сейчас там Валерка с женой… Может, мне еще позвонить?
— Позвони, — сказал Лузгин и полез мокрыми ногами в ботинки.
Уже на улице, закурив под фонарем в ожидании тачки, Лузгин всё явственнее ощущал признаки быстрого похмелья: головная боль, тошнота, липкий пот. «А носкито мог бы и сменить, алкаш старый», — ноги мерзли, и вообще было зябко. Таксист, как обычно, перепутал подъезд, и Лузгин побежал к машине, свистнув в три пальца.
Кротов задерживался. Лузгин ходил по хрустящей ледяной крошке вдоль темного здания судмедэкспертизы, где располагался худший в городе морг — в нем не было холодильников, и если зимой еще было терпимо, то летом жуткий запах выворачивал внутренности даже на втором этаже в ритуальном зале.
По забору областной больницы, что на той стороне Котовского, скользнули яркие фары, и, спустя секунды, кротовский «джип», солидно перевешиваясь на ухабах, заполнил светом морговский двор и почти уткнулся толстым бампером в Лузгина. Тому сразу стало получше, хотя кому может быть хорошо возле морга. Они с Кротовым сразу пошли к темной двустворчатой двери, что в торце здания, и забарабанили в нее кулаками.
Послышались шаги и тихая ругань. Какой-то парень в синем халате открыл дверь, молча и жутко уставился на пришедших, но Кротов сунул ему в живот бутылку, донышком вперед, и сказал:
— Привет, братан. У нас тут корешок лежит. Глянуть надо.
Парень в халате оглядел темный двор, сунул бутылку в широкий карман халата и чуть пошире распахнул створку двери. Кротов с Лузгиным протиснулись внутрь в слабую желтизну дежурного освещения. Парень пошел вперед, Кротов за ним, и чуть не сверзился со ступенек вниз.
— Осторожнее, — сказал парень свое первое слово. У него был голос нормального человека.
Пока шли по коридорам, взгляд Лузгина зафиксировал лежащий у стены слева обгорелый дочерна человеческий обрубок, далее голого пузатого старика на расстеленной тряпке, но потом в мозгу сработала защита, и все мертвецы превратились для едва дышавшего Лузгина в муляжи и нечто под тряпками, и он пошел быстрее.
Кротов на ходу тихо беседовал с парнем в халате, тот кивал в ответ, показал рукой налево, и они вошли в комнату, где на оцинкованных столах лежали другие муляжи. Парень откинул край грязной простыни у первого стола и спросил:
— Это он?
Потом откинул простыню в ногах лежащего, повертел бирку, привязанную к большому пальцу, и сам себе ответил:
— Он.
У Сашки был открытый рот и мутные стеклянные глаза.
— Почему глаза не закрыли? — строго спросил Кротов.
— Закроем еще, — сказал парень. — С помощью клея. Вы забирать его хотите?
— Жена просила, — хриплым голосом сказал Лузгин, закашлялся и набил грудь трупным воздухом.
— Без справки не выдам.
— Какой справки?
— Нашей, из конторы. Утром приедете, возьмете справку для свидетельства о смерти и квиток для меня, тогда и заберете. Но рано не приезжайте, еще вскрытие будут делать.
— А менты сказали, что было вскрытие.
— Когда, ночью? — хмыкнул парень. — Хотя ему уже автобус вскрытие сделал.
Только сейчас Лузгин заметил, что Сашка лежал странно плоский посредине тела, простыня провисала.
— Лучше вы его не трогайте, — посоветовал парень. — Потом наши все сделают, в гробу лежать нормально будет. Домой такого забирать — с ума сойти.
— Тогда откуда взяли, что он пьяный был?
Парень в халате двумя пальцами приподнял простыню посредине, где она провисала, и спросил Кротова:
— Хочешь понюхать? Голимый спирт.
— Пошли отсюда, — сказал Лузгин и почти побежал к выходу.
Он стоял у машины, дышал и курил, дышал и курил, голова раскалывалась, страшно хотелось выпить, и Лузгин молил Бога, чтобы у Кротова в «бардачке» нашлось хоть что-нибудь, но только не водка, потому что пить водку из горла без закуси Лузгин так и не научился.
Вышел Кротов, от двери чирикнул пультиком блокировки машины. Лузгин снова окунулся в аромат свежей кожи, пластика и дорогих сигарет, дымом которых Кротов за два месяца уже пропитал салон «джипа» насквозь. Кротов курил английские, «Бенсон энд Хэджес», а где брал — не сознавался.
После распада России журналист Владимир Лузгин, хорошо знакомый читателю по трилогии «Слой», оказывается в Западносибирской зоне коллективной ответственности. Ее контролируют войска ООН. Чеченские моджахеды воюют против ооновцев. Сибирские мятежники — против чеченцев, ооновцев и федералов. В благополучной Москве никто даже не подозревает об истинном положении вещей. В этой гражданской смуте пытается разобраться Лузгин, волею журналистской судьбы оказавшийся в зоне боевых действий. Помалу он поневоле начинает сочувствовать тем, кого еще недавно считал врагом.Присущие авторуострое чувство современности, жесткий и трезвый взгляд роднят остросюжетный роман Виктора Строгалыцикова с антиутопиями Джорджа Оруэлла и Олдоса Хаксли.
Пожалуй, каждый, кто служил в армии, скажет, что роман Виктора Строгальщикова автобиографичен – очень уж незаемными, узнаваемыми, личными подробностями «тягот и лишений воинской службы» (цитата из Строевого устава) наполнена каждая страница этого солдатского монолога. Но в частной судьбе ефрейтора Кротова удивительным образом прочитывается и биография всей распавшейся страны, которой он сорок лет назад служил далеко за ее границами, и судьба ее армии. И главное, причины того, почему все попытки реформировать армию встречают по сей день такое ожесточенное сопротивление.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В последнем романе трилогии читатели вновь встретятся с полюбившимися героями – Лузгиным, Кротовым, Снисаренко... События происходят сегодня. Они узнаваемы. Но не только на этом держится нить повествования автора.Для массового читателя.
Полная версия нового романа Букеровского номинанта, победителя Первого открытого литературного конкурса «Российский сюжет».Главный герой, знакомый читателям по предыдущим книгам журналист Лузгин, волею прихоти и обстоятельств вначале попадает на мятежный юг Сибири, а затем в один из вполне узнаваемых северных городов, где добываемая нефть пахнет не только огромными деньгами, но и смертью, и предательством.Как жить и поступать не самому плохому человеку, если он начал понимать, что знает «слишком много»?Некие фантастические допущения, которые позволяет себе автор, совсем не кажутся таковыми в свете последних мировых и российских событий и лишь оттеняют предельную реалистичность книги, чью первую часть, публиковавшуюся ранее, пресса уже нарекла «энциклопедией русских страхов».
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.