Слово солдата - [3]

И тут у меня неожиданно мелькнула озорная мысль, созрело решение.

— Степан, дай котелок.

— Зачем?

— Пойду по воду.

— К этому аспиду?

— К нему.

Это мое неожиданное решение почему-то необыкновенно развеселило Степана.

— На, только не расплескай, — давясь смехом и вытирая слезы, протянул котелок.

— Постараюсь.

Из-за кустов долго изучал обстановку в районе кухни. Да, там действительно стояла на повозке бочка с водой. Два солдата-повара суетились возле кухни: подливали в котел воду, подкладывали дрова, что-то резали большими блестящими ножами. Тут же с видом полководца солидно прохаживался старшина. Вид его, и правда, внушал страх и уважение. Высокий, плотный. Черные висящие усы и большой крючковатый нос делали смуглое лицо решительным и свирепым. А голос — труба иерихонская.

Хотел уже было повернуть обратно, но вдруг решился. Печатая шаг, как недавно учили меня в запасном полку, проломился через кусты, в пяти шагах от старшины круто развернулся, звучно шлепнул единственным каблуком раскисших сапог и, вытянувшись в струнку, лихо вскинул руку к промасленной шапке.

— Товарищ гвардии старшина, разрешите обратиться!

Видимо, что угодно мог ожидать бывалый старшина в этом сыром прифронтовом лесу, только не такого уставного, давно забытого, может быть, еще довоенного к нему обращения. Недоумение, восхищение и сомнение разом промелькнули в его округлившихся глазах. Невольно смахнув под ремнем засаленной телогрейки воображаемые складки, застыв по стойке «смирно», старшина минуту молча глядел на меня, видимо, не зная что делать.

— Обращайтесь…

— Разрешите набрать котелок воды!

Старшина минуту смотрит мне в глаза и вдруг тихо говорит:

— Повар, налей ему… Полный котелок…

Обходя кусты, я нес воду не торопясь, осторожно, как самую большую драгоценность. За деревьями то тут, то там со скучающим видом стояли солдаты, поглядывая на кухню.

— Что, дает старшина воду?

— Дает…

Топот ног. Треск сучьев. Звон котелков. А через минуту в той стороне, где дымилась полевая кухня, взорвался такой густой бас старшины, что, казалось, притихли на передовой пулеметы, а ухнувший за лесом тяжелый снаряд был выпущен кем-то с перепугу. Громче послышался треск сучьев и звон пустых котелков в обратном направлении.

…Вот надо же так! Вспомнится мне иной раз тот первый фронтовой день, да не чем иным, а тем, как дружно гремели в лесной чаще пустые котелки моих незадачливых однополчан.

ПЕРВАЯ АТАКА

Целый день 10 августа сорок четвертого года стрелковый батальон старшего лейтенанта Нилова атаковал небольшую молдавскую деревеньку, разбросавшую приземистые серые домики по склону пологой, распаханной высоты. Нашей правофланговой роте досталось самое трудное направление. Трудным оно было потому, что наступать приходилось чуть правее деревеньки и, в случае успеха, бойцы не могли укрыться за ее плетнями и хатами, оказывались все время на виду у врага. К тому же до самой вершины холма предстояло бежать в гору. А вражеский огонь одинаково прицельно хлестал по цепи и с вершины высоты, и с околицы.

Когда батальон сосредоточился в глубокой придорожной канаве, обсаженной корявыми, черными от старости вербами, комбат Нилов где перебежками, а где ползком пробрался в правофланговую роту.

Командира батальона бойцы немного побаивались. Невысокого роста, щуплый, он был необыкновенно подвижен и сварлив. С худощавого, еще безусого лица, казалось, никогда не сходила хмурая суровость, а временами и беспричинная ярость. Когда полк находился на отдыхе, переформировывался и пополнялся людьми и техникой, а затем шел на передовые позиции занимать свой участок, не раз приходилось видеть, как невесть за что распекал Нилов какого-нибудь вкрай растерявшегося бойца. Впрочем, все кончалось благополучно.

Бывалые фронтовики только посмеивались. Они-то знали, что в бою Нилов был храбр, всегда рвался вперед, и бойцы прощали ему неуравновешенность ершистого характера.

А вот заместитель комбата по политической части, или, попросту, замполит капитан Асамбаев был совсем другим. Тоже невысокого роста, но коренастый, он мало походил на бравого офицера-фронтовика. На круглом и широком, с узкими раскосыми глазами лице всегда светилась добрая и мудрая улыбка. Будто случайно оказались на нем широкая, с мятыми полевыми погонами мешковатая шинель, кирзовая кобура с пистолетом на старом солдатском ремне и какая-то полудомашняя овчинная шапка еще довоенного образца. Любили Асамбаева за ровную доброту, за смешной казахский выговор и за то, что всегда был с бойцами, находя для них такое слово, в котором только и нуждались они в тот час, в ту минуту. А еще любили замполита той безотчетной любовью, какую сохраняют ученики на всю жизнь к своему наиболее уважаемому школьному учителю. Всем почему-то казалось, что Асамбаев и в самом деле был учителем в каком-нибудь далеком казахском городишке. Он, наверное, любил возиться с детишками, да так и осталась у него с тех пор на лице эта добрая мудрая улыбка.

— В атаке не останавливаться и не оглядываться! — крикнул Нилов, чтобы слышала вся цепь. — Только вперед! Достичь высоты одним махом! Если же кто струсит…