Слово пастыря. Бог и человек. История спасения. Беседы о православной вере - [41]

Произошла мутация жизненных ценностей, перемена всех ориентиров. Вместо того чтобы восходить к Богу, служить Ему и пребывать в спасительном общении с Ним, человек направил все свои силы на удовлетворение потребностей собственного эгоизма. Это состояние, когда человек живет ради себя и центром своей внутренней вселенной имеет собственное «я», именуется гордыней. А состояние, обратное гордыне, когда человек потесняет свое «я» в сторону, а в центр жизни поставляет Бога, именуется смирением, или нищетой духовной. В противоположность злату диавола, обращающемуся в глиняные черепки, нищета духовная оборачивается великим богатством, ибо в этом случае на месте духа злобы, эгоизма и противления в человеке поселяется и животворит Дух Божий.

Итак, что же такое нищета духовная? «Я полагаю, — пишет святитель Григорий Нисский, — что нищета духовная есть смирение». Что же в таком случае надо понимать под смирением? Порой смирение ложно отождествляют со слабостью, убогостью, забитостью, никчемностью. О, это далеко не так... Смирение порождается великой внутренней силою, и любой, кто сомневается в этом, пусть попытается слегка подвинуть собственное «я» на периферию своих забот и интересов. А на главное место в своей жизни поставить Бога или другого человека. И тогда станет ясно, насколько трудно это делание и какая недюжинная внутренняя сила потребна для него.

«Гордость, — по словам святого Иоанна Златоуста, — есть начало греха. С нее начинается всякий грех и в ней находит свою опору». Поэтому и сказано:

«Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (1 Пет. 5.5).

В Ветхом Завете мы находим удивительные слова: «Жертва Богу дух сокрушен; сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс. 50. 19).

То есть Он не разрушит и не истребит личность человека, который освобождает себя для того, чтобы принять Бога. И тогда Дух Божий вселяется в такого человека, как в сосуд избранный. А сам человек обретает способность пребывать в Богообщении, а значит, вкушать полноту жизни и счастья.

Итак, нищета духовная и смирение — это не слабость, а великая сила. Это победа человека над самим собой, над демоном эгоизма и всесилием страстей. Это способность открыть Богу свое сердце, дабы Он воцарился в нем, освящая и преображая Своею благодатью нашу жизнь.

2. Блаженны плачущие, ибо они утешатся

Казалось бы, что общего между блаженством и плачем? В обыденном представлении слезы — непременный знак человеческого горя, боли, обиды, безысходности. Если взять здорового человека и посмотреть, в каких случаях он способен заплакать, то, проанализировав связь между слезами и породившими их причинами, можно многое сказать о душевном состоянии человека. Спросим себя: способны ли мы заплакать от сострадания, видя чужое несчастье? Ежедневно в наши дома со всех концов света телевидение приносит трагические картины человеческой беды, смерти, невзгод, обездоленности. Многих ли они тронули до такой степени, что заставили опечалиться, не говоря уже о том, чтобы заплакать? А сколько раз мы проходили по улицам наших городов мимо лежащих на тротуарах людей? Но многих ли из нас вид распростертого на земле человека заставил задуматься или прослезиться?

Невозможно не вспомнить здесь слова преподобного Исаака Сирина: «И что есть сердце милующее? Возгорение сердца у человека о всем творении, о людях, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари. При воспоминании о них и при воззрении на них очи у человека источают слезы, от великой и сильной жалости, объемлющей сердце. И от великого терпения умаляется сердце его, и не может оно вынести, или слышать, или видеть какого-либо вреда или малой печали, претерпеваемых тварью. А посему и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились и очистились; а также и о естестве пресмыкающихся молится с великой жалостью, которая возбуждается в его сердце до уподобления в сем Богу».

Вот и спросим себя: кто из нас обладает таким «сердцем милующим»? Человеческое горе перестало смущать и волновать нашу душу, рождать в нас боль и слезы сострадания, подвигать нас на добрые поступки. Но если человек способен плакать от сострадания к брату своему, то это свидетельствует о совершенно особом состоянии его души. Сердце такого человека живо, а потому отзывчиво на боль ближнего, и, значит, способно к делам добра и сострадания. Но разве милосердие и готовность помочь другому не являются важнейшими составляющими человеческого счастья? Ибо не может быть счастлив человек, когда рядом кто-то страдает, как не бывает радости посреди пепелища, жертв и людского горя. Поэтому наши слезы есть прямой и нравственно здоровый ответ на горе другого человека.

Ни одно философское учение, кроме христианского, не сумело справиться с вопросом о человеческом страдании. Марксистская теория, претендовавшая на роль универсальной отмычки ко всем «проклятым вопросам» человечества, от происхождения Вселенной до обустройства социального рая на земле, проблему человеческого страдания постаралась обойти стороной. Будет ли при коммунизме место страданию, какие факторы будут порождать его и как станет справляться с ним человек, так и осталось неизвестным. Да и на пути других капитальных философских систем эта проблема оказывалась камнем преткновения. Христианство же не уклоняется от ответа.